Сэр Найджел Лоринг
Шрифт:
Никогда, в самых безумных мечтах, не грезился Найджелу такой идеальный образ, и пока он сражался со своей одеждой, то и дело поглядывая на чудесного путника, он бормотал благодарственные молитвы доброму св. Павлу, который даровал своему недостойному слуге такую милость и привел его навстречу этому великолепному и учтивому рыцарю.
Но, увы, как часто чаша, уже поднесенная к губам, в последний момент выпадает из рук! Счастливому случаю суждено было вдруг превратиться в нежданную нелепую беду — такую нелепую и непоправимую, что всю остальную жизнь Найджел, вспоминая о ней, заливался краской стыда. Он стал быстро раздеваться и с лихорадочной поспешностью уже скинул башмаки, шляпу, чулки, камзол и плащ, так что на нем не осталось ничего, кроме розовой короткой рубашки и пары шелковых подштанников. В то же время Эйлвард проворно распаковывал тюк, чтобы достать и подать хозяину одну за другой все части доспехов, как вдруг оруженосец протрубил последний вызов прямо в ухо вьючной лошади. В одно мгновенье она развернулась и с драгоценным грузом на спине галопом помчалась вниз по дороге. Эйлвард вскочил на свою кобылу, дал шпоры и бросился за беглянкой. Так Найджел в один миг потерял все свое достоинство, лишился двух лошадей, слуги и снаряжения и оказался один-одинешенек, без всякого оружия, едва прикрытый рубашкой и подштанниками на дороге, по которой медленно приближалась могучая фигура лорда Понса.
Странствующий рыцарь, погруженный в воспоминания о девице, оставленной в Сент-Джине, той самой, чья перчатка болталась у него на шлеме, не заметил, что только что произошло. Поэтому глазам его представилась лишь благородная соловая лошадь, пощипывавшая возле дороги траву, и невысокий молодой человек, по всей видимости сумасшедший, потому что он стоял посреди леса с лихорадочно горящими глазами, почти совсем раздетый, в одном исподнем, а вокруг валялась его одежда. Такой человек не мог привлечь внимания лорда Понса, и тот невозмутимо продолжал свой путь; его надменный взгляд был устремлен вдаль, а мысли обращены к девице из Сент-Джина. Он смутно помнил, что маленький безумец в исподнем долго бежал без башмаков рядом с его лошадью, о чем-то прося, умоляя, что-то доказывая.
— Только один час, благородный сэр, самое большее — один час, и бедный английский сквайр на всю жизнь будет вашим должником. Благоволите придержать вашу лошадь, пока мне не вернут снаряжение. Неужели вы не снизойдете до того, чтобы скрестить со мной оружие? Умоляю вас, добрый сэр, уделите мне каплю вашего времени, обменяйтесь со мной парой ударов, прежде чем поедете дальше.
Лорд Понс нетерпеливо отмахнулся рукой в латной рукавице — так отгоняют назойливую муху, — а когда, в конце концов, Найджел стал слишком шумно выражать свои просьбы, рыцарь пришпорил своего огромного коня и, гремя, как кимвал, тяжелым галопом умчался прочь. Так он продолжал свой величавый путь, пока два дня спустя, не был убит лордом Реджиналдом Кобемом в поле недалеко от Уэйбриджа.
Когда после долгой погони Эйлвард поймал и привел обратно вьючную лошадь, он увидел, что хозяин в отчаянье от перенесенного унижения и обиды сидит на стволе поваленного дерева, закрыв лицо руками. Ни тот, ни другой не вымолвили ни слова — о чем тут было говорить? — и так, в угрюмом молчании, поехали дальше.
Однако вскоре им повстречалось нечто такое, что отвлекло Найджела от горьких мыслей: прямо перед ним поднялись башни какого-то очень большого здания, вокруг которого раскинулась невзрачная деревенька; от проходившего мимо крестьянина они узнали, что это — аббатство и поселок, воздвигнутые на месте битвы. На низком мостике они придержали лошадей и заглянули вниз, в ту самую долину смерти, со дна которой и теперь еще, казалось, поднимаются кровавые испарения. Там, внизу, рядом со зловещим озером, среди редкого кустарника, покрывавшего лысый склон вытянутого холма, сражались некогда в долгой беспощадной битве два благородных соперника, и наградой победителю были просторы Англии. Вот здесь, на склонах невысокого холма, то разгораясь, то затухая, час за часом шел жестокий бой, пока не полегло, так и не отступив ни на шаг, все войско саксов; король и его придворные, крестьянин и воин остались каждый на своем месте — там, где бились. И теперь, когда позади были невыносимые тяготы, тяжкий труд, лютая тирания, буйные мятежи, безжалостное угнетение, промысел Божий свершился: на мосту стояли бок о бок норманн Найджел и сакс Эйлвард; в сердцах у них была дружба, в душе — уважение друг к другу; стояли они под одним знаменем и шли на общее дело — сражаться за свою родную старую Англию.
Их долгий путь подходил к концу. Перед ними раскинулось синее море, усыпанное пятнышками белых парусов. Едва выйдя из лесистой равнины, дорога взлетала на меловой холм, к его упругим травам. Справа, вдали, возвышалась мрачная крепость Певенси, приземистая и неприступная, похожая на груду огромных необтесанных камней; за парапетами ее поблескивали стальные шлемы, а над ней гордо реяло королевское знамя Англии. Под ногами у путников лежала ровная, поросшая камышом болотистая равнина, на которой подымался один-единственный холм, увенчанный башнями, а невдалеке от него щетинились, вставая прямо из зелени, мачты судов. Найджел из-под руки посмотрел на холм и пустил Поммерса рысью. На холме стоял город Уинчелси, и там, среди разбросанных по склону холмов, его должен был дождаться доблестный Чандос.
Глава XIV
Как Найджел преследовал Рыжего Хорька
Найджел и Эйлвард проехали переправу и по извилистой дороге поднялись на склон холма. Там их остановила стража — отряд копейщиков. Найджел назвал себя, и тогда через хмурую арку Пайпуэлсских ворот их пропустили в город. Посреди восточной улицы прибывших ожидал сам Чандос. Он стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину, солнце играло на его лимонно-желтой бороде, он щурил единственный глаз, и все его утонченное длинноносое лицо приветственно улыбалось. Позади него толпились мальчишки, с упоением пяля глаза на знаменитого воина.
— Добро пожаловать, Найджел, и вы, славный лучник, — сказал он, — я проходил по городской стене и по масти лошади понял, что это вы едете по Юдиморской дороге. Как доехали, молодой странствующий рыцарь? Не случилось ли вам по дороге из Тилфорда оборонять мосты, или спасать девиц, или, может быть, убивать преследователей?
— Нет, благородный лорд, мне не довелось совершить ничего подобного. Только один раз меня поманила надежда...
При этом воспоминании Найджел покраснел.
— Я намерен дать вам нечто большее, чем надежда, Найджел. Я хочу отправить вас туда, где вы сможете по горло погрузиться в опасность и искупаться в славе, где риск будет ложиться с вами спать вечером и подниматься поутру, где им будет напоен самый воздух. Вы готовы к этому, юный сэр?
— Я могу только молиться, да окажусь я достоин такой чести.
Чандос одобрительно улыбнулся и положил тонкую смуглую руку на плечо юноши.
— Прекрасно, — сказал он, — страшнее всего та собака, что не лает. Болтуны вечно прячутся в задних рядах. Теперь, Найджел, останьтесь здесь со мной, пройдемся по валу, а вы, лучник, отведите лошадей в гостиницу «Под цветком дрока», она на главной улице, и велите моим слугам до ночи отправить их на борт «Фомы». Мы отплываем через два часа после отбоя. Пойдемте на верх угловой башни, Найджел, оттуда я покажу вам кое-что, чего вы никогда не видели.
То, на что указывал Чандос, было всего лишь неясным белым облачком, поднимавшимся над синими водами далеко за мысом Данджнес, но при виде его у молодого сквайра зарделись щеки и кровь горячей волной пробежала по жилам. Это была Франция, страна доблестных рыцарских подвигов, та сцена, на которой ему предстояло завоевать себе славное имя и почести. Жадным, горящим взором смотрел он на далекие берега, и сердце его ликовало: близился час, когда он ступит на эту священную землю. Потом его взгляд пересек огромное водное пространство, испещренное точками рыбачьих лодок, и остановился на раскинувшихся у них под ногами двух гаванях, они были битком набиты судами разных размеров и форм, от баркасов и шняк, сновавших вдоль берегов, до громадных каракк и галер, которые, смотря по обстоятельствам, служили то военными, то торговыми судами. Как раз в это время одно из них выходило в открытое море. Это был огромный галеас; на его борту играли трубы, гремели литавры; над алыми парусами реяло знамя св. Георгия, а палубы от кормы до носа сверкали сталью. Зрелище было великолепное, и Найджел даже вскрикнул от восторга.
— Да, мальчик, — отозвался Чандос, — это «Райская Троица», то самое судно, на котором я сражался при Слёйсе. В тот день вся палуба была залита кровью. А теперь посмотри, пожалуйста, сюда и скажи, не кажется ли тебе, что город какой-то необычный?
Найджел взглянул вниз, на прекрасные прямые улицы, на Раунделскую башню, на изящную церковь св. Фомы и другие красивые строения Уинчелси.
— А ведь тут все совсем новое — и церковь, и замок, и дома, все новое.
— Совершенно верно, милый сын. Мой дед еще помнил время, когда здесь на склонах жили одни кролики. Город тогда лежал ниже, у самой воды, но однажды ночью налетел шторм, и волны до основания смыли все постройки. Посмотри: вон там Рай, он тоже сгрудился на холме. Когда море разыграется, оба города походят на стада жалких овец. А вот внизу, под синими водами, ниже Кэмбер Сэндз, лежит настоящий Уинчелси, с башнями, собором, стенами и прочим, такой, каким его видел еще мой дед, когда на трон только-только взошел первый Эдуард* [Эдуард I (1239 — 1307) — английский король из дома Плантагенетов. При нем в жизнь Англии окончательно вошел парламент.].