Сэр Найджел. Белый отряд
Шрифт:
— Увы, — произнес он, — вас здесь только двадцать, а у меня в Жослене тридцать человек, и все рвутся к славе, так что если я вернусь только за двадцатью, будет много обиженных. Прошу вас, Ричард, раз уж мы приложили столько усилий, чтобы устроить это дело, сделайте все, что можете. Неужели вам не найти еще десятерых?
— Отчего же, но только не благородной крови.
— Это неважно, лишь бы они хотели сразиться.
— Не сомневайтесь, замок полон стрелков и копейщиков, которые с удовольствием примут участие в бою.
— Тогда отберите десять человек. Но тут впервые открыл рот тонкогубый оруженосец с волчьим лицом:
— Лучников допускать нельзя, сеньор.
— Я никого не боюсь.
— Нет, славный сеньор, поразмыслите хорошенько, мы ведь устраиваем испытание оружием, когда человек идет против человека. А вы видели английских лучников и знаете, какие у них быстрые и крепкие стрелы, подумайте только, если против вас станет десять стрелков, может статься, что половина наших будет перебита, прежде чем дойдет до рукопашной.
— Клянусь святым Кадоком, Гийом, я думаю, ты прав! — воскликнул бретонец. — Если мы хотим, чтобы этот бой остался в людской памяти, не надо ни ваших лучников, ни наших арбалетчиков. Только сталь на сталь. Что вы на это скажете?
— Конечно, если вы так хотите, мы можем выставить и десять копейщиков, чтобы силы были совсем равны. Значит, все знают, что мы сражаемся не из-за распрей между Англией и Францией, а потому, что вы и сквайр Лоринг повздорили из-за дам. А время?
— Теперь же.
— Да уж конечно, прямо сейчас, а то не дай Бог, прибудет еще гонец и такой бой тоже запретят. Мы будем готовы с восходом солнца.
— Нет, лучше днем позже, — снова вмешался бретонский оруженосец, — посчитайте, сеньор, ведь трем копейщикам из Раданека нужно время на дорогу.
— Они не из нашего гарнизона и не будут принимать участия в сражении.
— Но, славный сеньор, из всех копейщиков Бретани...
— Нет, Гийом, ни часом позже. Так, значит, завтра, Ричард.
— А где?
— Я приметил подходящее место, еще когда ехал сюда сегодня вечером. Если переправиться через речку и пойти полем по вьючной тропе в сторону Жослена, на полпути, на самом краю ровного, чистого луга, растет могучий старый дуб. Вот там и встретимся завтра в полдень.
— Решено! — воскликнул Бэмброу. — Только прошу вас, Роберт, не вставайте. Еще рано, и скоро подадут пряности и вино. Пожалуйста, останьтесь с нами. Если вы желаете послушать самые новые английские песни, думаю, эти господа принесли их с собой. Для кого-то из нас сегодняшний вечер будет последним, так давайте же возьмем от него все, что он может нам дать.
Но доблестный бретонец покачал головой.
— Это и в самом деле для многих последний вечер в жизни, — отозвался он, — и нужно, чтобы мои сотоварищи знали об этом заранее. Самому мне священник не нужен: я не думаю, чтобы тому, кто всегда поступал, как должно рыцарю, на том свете придется худо, но ведь другие могут думать иначе, им может понадобиться время, чтобы помолиться и покаяться. Прощайте, славные господа, я пью последний кубок за встречу у старого дуба.
Глава XXIII
Как тридцать жосленцев встретились с тридцатью плоэрмельцами
Всю ночь в Плоэрмельской крепости стояли стук и звон — гарнизон готовился к сражению. Оружейники ковали, клепали, подтачивали, подгоняя доспехи для поединщиков. На конюшнях конюхи осматривали и чистили громадных боевых коней, а в часовне коленопреклоненные рыцари и оруженосцы облегчали душу, исповедуясь старому отцу Бенедикту.
Тем временем во дворе столпились копейщики, и из них отбирали добровольцев, пока не остановились на десяти самых лучших воинах. Черный Саймон тоже попал в их число, и мрачное лицо его засияло от радости. Кроме него взяли молодого Николаса Дэгзуорта, благородного искателя приключений, который приходился племянником знаменитому сэру Томасу, немца Вальтера, Гюльбите, деревенского исполина, от чьего огромного тела можно было многого ожидать, не подведи его неповоротливый мозг, Джона Олкока, Робина Эйди и Рауля Прово. Вместе с еще тремя они дополнили отряд до нужных тридцати человек. Стрелки же, узнав, что никто их них не примет участия в сраженье, подняли было шум и ругню, но делать было нечего — пользоваться луками не позволили ни той, ни другой стороне. Правда, многие лучники отлично владели и мечом и топором, но не привыкли биться в тяжелых доспехах, а легкие доспехи в предстоящей рукопашной неминуемо обрекли бы их на скорый конец.
За час до полудня, в четвертую среду Великого поста, в год от рождества Христова 1351-й воины Плоэрмеля выехали из ворот замка и перешли мост через Дюк. Впереди ехал Бэмброу со своим оруженосцем. Крокварт сидел на могучем чалом жеребце и держал знамя Плоэрмеля — черный лев с флагом, стоящий на задних лапах на горностаевом поле. За ним следовали Роберт Ноулз и Найджел Лоринг, а рядом с ними — сопровождающий, который нес рыцарское знамя с черным вороном. Далее ехали сэр Томас Перси, над ним развевалось знамя с лазоревым львом, и сэр Хью Кэлвели — на его знамени была серебряная сова; следом за ним могучий Белфорд вез на луке седла тяжеленную шестидесятифунтовую булаву, а рядом ехал сэр Томас Уолтон, рыцарь из Суррея. За ними двигались четверо доблестных англо-бретонцев — Перро де Комлен, Ле Гайар, д'Апремон и д'Арден; они выступали против своих соотечественников, потому что были приверженцами графини де Монфор. Над ними развевался ее зубчатый серебряный крест на лазоревом поле. Замыкали колонну пять немецких и генегауских наемников, высоченный Гюльбите и копейщики. Всего в отряде было двадцать человек английской крови, четверо — бретонской, и шесть — германской.
Вот такие воины ехали полем к старому дубу. Полуденное солнце играло на доспехах, над ними реяли знамена, а могучие боевые кони били копытами и вскидывали головы. Позади нескончаемым потоком шли сотни лучников и копейщиков; у них предусмотрительно отобрали оружие, чтобы предстоящая небольшая схватка не превратилась во всеобщее побоище. С ними шли и горожане обоего пола, торговцы вином и всякой снедью, оружейники, конюхи и герольды, а также хирурги, чтобы помогать раненым, и священники, чтобы отпускать грехи умирающим. Толпа запрудила всю дорогу, но сверх того со всех сторон к месту сраженья спешил разный люд — пешие и конные, мужчины и женщины, благородные и простолюдины.
Путь был недолог: вскоре, пройдя полями, они увидели огромный старый дуб, распростерший длинные кривые безлистные сучья в углу ровной зеленой луговины. Дуб казался черным от облепивших его ветви окрестных крестьян, да на земле вокруг него собралась тьма людей; они шумели и галдели, как грачи в грачевнике перед заходом солнца. При приближении англичан толпа заорала и завопила — вся округа дружно ненавидела Бэмброу, потому что он выколачивал из народа деньги на дело Монфоров, требуя с каждого прихода отступное и жестоко обходясь с теми, кто отказывался платить. Уроки, полученные на шотландской границе, не прибавили англичанам мягкости и учтивости в обхождении. Воины спокойно продолжали путь, не обращая внимания на сыпавшиеся на них насмешки, зато лучники повернули к горлопанам и живо заткнули им глотки. После этого они самочинно взяли на себя обязанности блюстителей порядка и оттеснили толпу к самому краю поля. Там она и стояла плотной широкой лентой, а все поле было свободно для предстоящего сраженья.