Серапионовы братья. 1921: альманах

Всеволод Иванов

Елизавета Полонская

Михаил Слонимский

Владимир Познер

Виктор Шкловский

Михаил Зощенко

Николай Радищев

Лев Лунц

Николай Никитин

Вениамин Каверин (Зильбер)

Константин Федин

В феврале 1921 года в петроградском Доме искусств собралась группа молодых писателей, решивших соединить свои силы на литературном поприще. Инициаторами были Лев Лунц, Николай Никитин, Михаил Слонимский, Владимир Познер, Елизавета Полонская, Виктор Шкловский и Илья Груздев. Новых членов активно не искали, но в течение нескольких месяцев к ним присоединились Михаил Зощенко, Вениамин Зильбер (Каверин), Константин Федин, Николай Чуковский и Всеволод Иванов. Это были, пожалуй, самые талантливые среди начинающих писателей Петрограда. Все они были очень молоды: младшему, Познеру, исполнилось шестнадцать, а старшему, Федину, двадцать девять лет. Большинство успело уже выступить в печати, но никто еще не завоевал

себе имя в литературе. Свою литературную деятельность многие из них начали в Студии переводчиков при издательстве «Всемирная литература» и в Литературной студии при Доме искусств, где они слушали лекции и учились у признанных писателей, критиков и переводчиков, таких как Е. Замятин, Н. Гумилев и К. Чуковский. Уже тогда возникли дружеские связи и некие общие взгляды на писательскую работу.

Писатели решили назвать себя «Серапионовыми братьями». Это название сборника новелл немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана, где группа молодых людей регулярно собирается, чтобы читать и рассказывать друг другу занимательные истории. Таким же образом петроградские «Серапионовы братья» стали собираться раз в неделю, чтобы читать и обсуждать свои новые произведения. Отшельник Серапион, отказавшийся усомниться в реальности своих вымыслов, был их патроном.

Манифеста «Серапионовы братья» не имели, и статьи и речи, которые они написали и произнесли за время существования группы (1921–1929), не смогли удовлетворительно объяснить их общую платформу. Слонимский впоследствии рассуждал об их исходной точке опоры так: «Объединяла нас родившая эпоха, отчаянная любовь к литературе, стремление, ломая инерцию дореволюционной беллетристики, выразить в словах все испытанное и виденное в годы войн и революции» [1] . К этому он еще добавил «романтическую идею дружбы» [2] . Среди «Серапионов» не было зависти, наоборот, господствовало сильное чувство общности.

Искренность была обязанностью. «Первой нашей заповедью было говорить и писать правду», — вспоминала Е. Полонская [3] . Творческая работа должна быть автономной и писатель свободным от всяких общественно-политических требований. Формальным вопросам литературного творчества придавали большое значение. По легенде, «Серапионы» приветствовали друг друга словами «Здравствуй, брат! Писать очень трудно». Шкловский, теоретик формализма, вдохновлял других к исканию новых художественных решений, побуждая интерес к «технике» писательства.

В решении создать свое писательское общество присутствовал также практический аспект. Отдельно печататься было трудно, особенно новым, неизвестным именам, зато коллективные антологии легче находили путь к читателю. «Серапионовы братья» получили известность сперва как члены общества и только потом в качестве отдельных писателей.

Покровителя «Серапионы» нашли в Максиме Горьком, пристально следившим за развитием новой литературы в Советской России. На некоторых из них он успел обратить внимание в предыдущие годы. Горький поддерживал связь с «братьями» через Слонимского, с которым он сотрудничал уже в 1919 году в издательстве «Всемирная литература». В глазах Горького «Серапионы» подавали большие надежды, и в переписке со Слонимским, Ивановым и Фединым он давал профессиональные советы и комментировал сочинения группы. Понимая, что молодые писатели нуждаются в материальной помощи, Горький организовал им пайки в Доме ученых.

В апреле 1921 года Горький запланировал издать альманах молодых писателей. В письме он перечислял имена тех, кого хотел пригласить: «Борис Пильняк, Лунц, Н. Никитин, Шкловский, Одоевцева и др.» [4] . В списке, правда, есть и некоторые из «Серапионов», но речь пока о них не шла. В начале мая от Слонимского Горький получил два рассказа: «Старуха Врангель» Зощенко и «Поручик Архангельский» Слонимского. Прочитав эти сочинения, Горький ответил, что «Серапионам» уже пора выпускать свой альманах. Одновременно Слонимский узнал от Шкловского, что Горький собирается опубликовать сборник молодых писателей и в этой связи хочет познакомиться с «Серапионовыми братьями». В пятницу 6 мая члены группы собрались у Горького на Кронверкском проспекте, чтобы обсудить публикацию альманаха [5] .

Николай Чуковский вспоминал эту первую встречу «Серапионов» с Горьким: «…Горький сел за стол, и началась беседа, в которой говорил почти один хозяин. Я не произнес, конечно, ни слова, Лунц, Федин, Груздев отваживались лишь на робкие реплики, раза два что-то промямлил Слонимский. Горький, отделенный от нас плоскостью своего большого стола, говорил долго, назидательно и однотонно» [6] .

На встрече присутствовал также Всеволод Иванов, переехавший в Петроград не без помощи Горького. Горький высказал пожелание, чтобы первым произведением предполагаемого альманаха стал рассказ Иванова «Жаровня архангела Гавриила», который тогда же был прочитан присутствующим [7] . После этого Горький комментировал отдельные произведения «Серапионов». «Разбор творчества был краткий, но очень лестный для всех. Федина, Зощенко и Лунца Горький хвалил пространнее и горячее, чем остальных, но и остальные не были забыты; даже мои стихи удостоились совсем ими не заслуженного похвального отзыва», — пишет Николай Чуковский [8] . В конце встречи Горький стал более конкретно говорить о возможной антологии, называя Госиздат или Издательство 3. И. Гржебина в качестве возможных публикаторов [9] .

М. Слонимский взялся за отбор произведений и в письме (без даты) перечислил Горькому все, что у него собралось [10] . Кроме его собственных повестей «Рваные люди» и «Поручик Архангельский», в папке у него были «Одиннадцатая аксиома» В. Зильбера и «Старуха Врангель» и «Любовь» М. Зощенко. Н. Никитин обещал скоро окончить новую повесть «Рвотный форт», а рассказы В. Иванова уже имелись у Горького. Из произведений Л. Лунца Слонимский предлагал опубликовать свежую пьесу «Вне закона».

На основании предложения Слонимского Горький сделал набросок плана альманаха, назвав его «1921»:

1921.

Альманах.

Содержание.

Всеволод Иванов. Жаровня архангела Гавриила.

Хлеб.

Елизавета Полонская. Стихи.

Михаил Слонимский. Рваные люди.

Поручик Архангельский.

В. Познер. Баллада о коммунисте.

Баллада о дезертире.

Виктор Шкловский. В пустоте.

Мих. Зощенко. Любовь.

Война.

Старуха Врангель.

Ник. Радищин <так!>. Голод.

Лев Лунц. Бунт.

Ник. Никитин. Рвотный форт.

В. Зильбер. Одиннадцатая аксиома.

Н. Павлович. Стихи.

Лев Лунц. Вне закона. Пьеса.

Редакция? [11]

Список произведений почти совпадает с окончательным содержанием альманаха «1921». Недостает только К. Федина. Надежду Павлович вычеркнули; ее связи с «Серапионовыми братьями» были непрочными. Рассказ М. Зощенко «Война» был заменен на его же «Рыбью самку». В своем дневнике Зощенко сперва записал: «Альманах Гржебина. Даю „Войну“» [12] , но потом передумал: «Альманах „Братья Серапионы“. Три моих рассказа: Любовь, Старуха Врангель, Рыбья самка» [13] .

Вопрос о главном редакторе решился в пользу Горького.

Второй раз «Серапионы» пришли к Горькому 3 июня. В этот раз присутствовали Шкловский, Лунц, Никитин, Федин, Слонимский, Груздев и Николай Чуковский. У Горького уже сидел Корней Чуковский, отец Николая. В своем дневнике Чуковский-старший записал слова Горького о будущем альманахе. Решено было назвать его «1921» и издать у Зиновия Гржебина. Потом Горький принялся комментировать содержание. «Позвольте поделиться мнениями о сборнике, — начал он разговор. — Не в целях дидактических, а просто так, потому что я никогда не желал поучать. Начну с комплимента. Это очень интересный сборник. Впервые такой случай в истории литературы: писатели, еще нигде не печатавшиеся, дают литературно значительный сборник. Любопытная книга, всячески любопытная. Мне, как бытовику, очень дорог ее общий тон. Если посмотреть поверхностно: контрреволюционный сборник. Но это хорошо. Это очень хорошо. Очень сильно, правдиво. Есть какая-то история в этом, почти физически ощутимая, живая и трепетная. Хорошая книжка» [14] .