Шрифт:
Каверин В. ОСАДА ДВОРЦА
В ЗИМНЕМ ДВОРЦЕ
В ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ КРЕПОСТИ
ЧЕЛОВЕК В ОЧКАХ
ШТУРМ
notes
1
Каверин В. ОСАДА ДВОРЦА
РИСУНКИ Н. ТЫРСЫ
4-Е ИЗДАНИЕ
Октябрьская революция началась в Петрограде 25 октября 1917 года.
Военно-Революционный Комитет, избранный Советом Солдатских Рабочих Депутатов, руководил восстанием.
Он помещался в Смольном институте, в разных частях города были расположены штабы, командовавшие восставшими войсками.
Один из таких штабов помещался в Петропавловской крепости, которая за два-три дня до революции перешла в руки Военно-Революционного Комитета.
В ночь на 25 октября солдатами петроградского гарнизона были заняты вокзалы, банки, телефонная станция и другие правительственные учреждения.
Но само правительство, против которого восстали рабочие, солдаты и матросы, еще не было свергнуто: оно засело в Зимнем дворце и вызвало на свою защиту юнкеров, казаков и женский батальон. Этот батальон принадлежал к так называемым ударным войскам, созданным Временным правительством для наступления на немцев.
Кроме того, весь главный штаб — генералы и офицеры — были на стороне правительства.
Таким образом матросы, солдаты и красногвардейцы под руководством Военно-Революционного Комитета должны были сражаться против юнкеров, ударных батальонов и офицерства, которые защищали правительство против восставших.
Для того, чтобы сломить сопротивление Временного правительства, вызвавшего с фронта новые войска с целью подавить революцию, Военно-Революционный Комитет, после безуспешных переговоров, решил открыть со стен Петропавловской крепости артиллерийский огонь и взять дворец штурмом.
К этому моменту восстания и относится наш рассказ.
По плану Военно-Революционного Комитета, Павловский полк должен был занять участок от Миллионной до Невского проспекта по Мошкову переулку и по Большой Конюшенной.
Полк выполнил приказ: к 12 часам дня участок был занят.
Недалеко от мостика через Зимнюю канавку, у того мефа. откуда из-под овальных сводов видны по ночам тусклые огни Петропавловской крепости, была раскинута головная цепь полка, — в каждой впадине, в каждой нише ворот прятались солдаты.
Между ними, замыкая расположение полка, двигались дозоры красногвардейцев.
Кривенко, старый рабочий Путиловского завода, старый большевик и начальник районного красногвардейского «гряда, поставил свой отряд впереди головной цепи павловцев.
Это было опасное место: впереди, в глубоком секторе баррикад, закрывающих все входы в Зимний, простым глазом видны были пулеметы.
Глубокая тишина стояла в головной цепи полка. Солдаты молчали.
Только время от времени слышались короткие приказы ротных и батальонных командиров, пытавшихся удержать солдат до решительного приказа штурмовать Зимний. Вопреки приказаниям,, резервы сгущались все плотнее и плотнее, а головные цепи двигались вое дальше и дальше.
Проходя мимо Мошкова переулка, Кривенко-услышал, как молодой солдат, лихорадочно шевеля затвором винтовки, спрашивал сдавленным голосом у прапорщика, своего ротного командира:.
— Товарищ Кремней, третья рота послала меня узнать, почему не наступаем на площадь.
Прапорщик ответил тем же сдавленным, напряженным голосом:
— Распоряжение Комитета — ждать!
А на Марсовом поле было шумно и весело. Солдаты разводили костры, беспорядочные пятна пламенн возникали у-Троицкого моста, у Летнего-сада. Возле одного из таких костров, неподалеку от памятника. Суворову, собрались солдаты и матросы из разных частей. Все сидели вокруг огня на поленьях, опершись о винтовки,—свет костра, неяркий в наступающих сумерках, скользил между ними, освещая черные бушлаты и почерневшие от дождя, дымящиеся паром шинели. Низкорослый, коренастый солдат ругал большевиков.
— Почему нас не двигают вперед? — спрашивал он, держа голову прямо и глядя на огонь немигающими глазами, — для чего, спрашиваю, они языки треплют понапрасну ?
— Да ведь посылали к ротному, — лениво сказал молодой солдат. Он старательно сушил у огня промокшую полу шинели.
— Посылали? Много ты знаешь! —проворчал низкорослый. — Мы тут, никак, с самого утра торчим. А теперь который час?
– Хорошие были часы, да вошь стрелку подъела, — равнодушно ответил молодой солдат.
— Что они, в самом деле, смеются, что ли, с людей. — внезапно и быстро заговорил один из матросов, сидевших поодаль. — Стой, а спросить, что ли, у Толстоухова?
— А ты поди-ка, сунься к нему, может он тебе скажет, — проворчал другой.
— Тащи сюда Толстоухова, товарищи! — закричал первый матрос.
— Толстоухов! Толстоухова сюда! — понеслось от одного костра к другому.
Высокого роста чернобородый моряк внезапно появился на, грузовике у Троицкого моста. Свет костра падал на него сбоку, его голова и плечи огромной двигающейся тенью прыгали и метались на голой красной стене.
Он сказал полнокровным, четким голосом, который был одинаково слышен в разных частях ре-резервного расположения:
— Распоряжение Комитета — ждать!
Приказа наступать ждали не только в головных колоннах и в резервных частях, — с не меньшим нетерпением его ждали в штабах.
– Кривенко второй час сидел в казармах Балтийского экипажа, в одном из фронтовых штабов, и, несмотря на энергичные уговоры молодого мичмана, только-что назначенного Военно-Революционным Комитетом на должность начальника штаба, решительно отказывался уйти.
— Товарищ Кривенко, — говорил мичман, — отправляйтесь к своему отряду. Вы знаете, чёрт вас возьми, что вас за такое поведение нужно расстрелять на месте!
— Это не меня, а таких штабных начальников нужно расстрелять на месте. Я свое дело знаю, — сердито отвечал Кривенко.
— Да поймите же вы наконец, что раз Военно-Революционный Комитет считает нужным не отдавать приказа, значит у него имеются для этого свои основания! Как же вы смели бросить свой отряд в такое время?
– вдруг, начиная свирепеть, закричал мичман.
Кривенко досадливо усмехнулся.
— Ты, дружок, за мой отряд не беспокойся! Это я не сам пришел, меня мой отряд послал в штаб за приказом.