Осада дворца
Шрифт:
Комиссар внезапным движением наводит свой фонарь прямо в лицо офицера.
Сухое, гладко выбритое лицо — спокойно, брови слегка приподняты, глаза смотрят не мигая, только зрачки сузились под ярким светом; да и что там рассмотришь в этих пустых глазах: спасает ли этот выхолощенный человек свою шкуру, надеется ли на то, что эти сумасшедшие большевики проиграют игру ?
— Я вам не верю.
Офицер пожимает плечами.
— Как вам угодно ! Впрочем, вы в этом можете удостовериться
— Вызовите сюда фейерверкера.
Фейерверкер, неуклюжий, широкий солдат, в темноте возится возле орудия; его зовут; переваливаясь на коротких ногах, он идет к комиссару.
— Кашне неисправности в орудиях?
Фейерверкер молчит.
— Кашне неисправности в орудиях?
— Из их давно не стреляно, — говорит, нахмурившись, фейерверкер. — Заржавели. И в компрессорах...
—- Что?
—- В компрессорах —- пусто. Масла нет.
Комиссар молчит. Немного погодя он подходит к артиллеристам ближе и говорит глухо:
— Сейчас я пришлю своего помощника для обследования орудий. В случае, если они окажутся исправными...
Он замолчал на одно мгновение...
— Расстреляю.
Он повернулся и быстро пошел обратно.
У самой крепостной стены его догнал офицер.
— Простите, товарищ комиссар!..
Лобачев, не замедляя шага, повернул к нему голову.
— Вы, может быть, думаете, что я солгал... Даю вам честное слово офицера, что...
Он едва поспевал за комиссаром.
— ... что стрелять из этих орудий в самом деле крайне опасно!
Снова тусклые блики фонарей дрожат в темной зыби Невы, снова ветер, дождь и сумрачные громады зданий.
Навстречу Лобачеву, размахивая рукой, в которой зажата записка, бежит какой-то солдат.
— Товарищ комиссар!
— В чем дело?
— Вас ждут... Вот записка!
При четком свете фонаря Лобачев читает записку и, стиснув челюсти, рвет ее на мелкие мочки.
— Опять приказ ... Но, чёрт побери, ведь можно же начать бомбардировку с «Авроры».
— Вас ждут в дежурке, товарищ комиссар,— быстро говорит солдат.
Лобачев бежит по лестнице, распахивает дверь в дежурную комнату и лицом к лицу сталкивается с человеком в очках, в распахнутом пальто и мягкой фетровой шляпе, сдвинутой на затылок.
— В чем дело, чёрт возьми ?.. Почему не открываете огонь? Из Смольного приказ за приказом, войска ждут, а вы....
Лобачев, крепко сжимая челюсти, смотрит в лицо человека в очках.
Тот внезапно умолкает, сдвинув брови и тревожно вглядываясь в лицо комиссара.
— Вы больны ? Если вы больны, так как же вы
смеете браться за такое дело? ..
Лобачев разжимает залитый свинцом рот.
— Я здоров. Не имею возможности открыть огонь, так как орудия, по словам артиллеристов, неисправны и стрельба из них сопряжена с опасностью для жизни.
— Ваши артиллеристы — изменники! — кричит человек в очках. — Немедленно дайте знак из сигнальной пушки,
— Почему вы не вызвали артиллеристов с морского полигона?
— Почему я не вызвал артиллеристов с морского, полигона, — бессмысленно повторяет комиссар и, придя в себя, отвечает:
— Потому что четверть часа тому назад я еще не знал, что орудия неисправны.
Человек в очках хватает его за руку и, тащит к дверям,
— Идемте к орудиям !
Он уже бежит по лестнице, выбегает на двор, дождь сразу захлестывает лицо; он поднимает воротник пальто, глубже надвигает шляпу. Комиссар едва поспевает за ним. Они идут в темных проулках, между гарнизонных зданий; со стороны Зимнего слышатся редкие ружейные выстрелы, фонари слабо мерцают у крепостных стен.
— Товарищ Лобанов, где вы?
Какой-то человек бежит за ними, проваливаясь в лужи, прыгая через выбоины.
— Я здесь. Что случилось?
Человек падает в лужу, вскакивает, ругаясь, и кричит весело:
— Зимний сдался, и наши там!
Человек в очках с недоумением опускает голову и смотрит поверх очков.
— Зимний сдался ? Навряд...
Комиссар, дрожа от нетерпения, хватает его за руку.
Он отвечает на пожатие и, прислушиваясь к учащающейся стрельбе, говорит, с сомнением качая головой:
— Что-то не то... Однако ж едем туда... Посмотрим ...
Они возвращаются обратно в дежурную комнату.
Самокатчик в забрызганной грязью шинели — лицо его кажется знакомым комиссару — подходит к нему, едва только от появляется на пороге дежурной комнаты.
— Товарищ комиссар! — говорит он и, по старой военной привычке, подносит руку к козырьку фуражки. — Я только-что из дворца. Я передал ультиматум.
— Очень хорошо, товарищ! — отвечает Лобачев.
— Временное правительство отказалось ответит!. на ультиматум ... — торопливо говорит самокатчик.
— Временного правительства больше не существует. Зимний взят.
— Вы давно с Дворцовой площади? — спрашивает самокатчика человек в очках.
— Не более как минут тридцать...
— Ну, как там? .
— Да вот впервые от товарища Лобачева слышу, что Зимний сдался.
Человек в очках быстро идет к дверям и еще-раз оборачивается на пороге.
— Я еду. На всякий случай необходимо немедленно послать за артиллеристами с морского полигона.
На мостике за крепостными воротами уже тарахтит черный автомобиль со слюдяными окошечками в парусиновом верхе.