Осада дворца
Шрифт:
Ты нам. погадай!
Это было так необычно, до такой степени не сходилось с пугливым светом фонарей, с этим коротким треском винтовок на крепостных стенах, что и Кривенко и человек в очках остановились и с удивлением посмотрели друг на друга.
Человек, певший про цыганочку, шел в нескольких шагах впереди них. При свете фонаря мелькнул ворот голландки и круглая матросская шапка, сдвинутая на затылок.
Цыганочка черная...
Он вдруг оборвал, посмотрел назад себя и остановился.
— Братишки,
— Должно быть, здесь, — ответил человек в очках, проходя мимо и указывая головой на двери гарнизонного клуба.
— Счастливо!..
Матрос захохотал беспричинно, сделал налево кругом и побежал вверх по лестнице.
На лестнице он обернулся и быстро заговорил:
— Здорово жарят, а! Никакого срока не дают жарят и жарят. Мы им в лен, они нам в капусту!
Кривенко и его спутник молча прошли мимо; он посмотрел на них с недоумением, придержал дверь ногой, с размаху вскочил в комнату и остановился, оглядывая всех находившихся в комнате выпуклыми голубыми глазами.
Он миновал патрульного красногвардейца, видимо только-что принесшего пакет и рассматривавшего с огорченным видом измотанные вдрызг сапоги, и остановился глазами на человеке, сидевшем за письменным столом; на столе не было ничего, кроме кольта,—справа и недопитого стакана чая, в котором плавала папироса,— слева.
Матрос двинулся было к столу, но человек в очках пересек ему дорогу и подошел первый.
— Известие о сдаче. Зимнего оказалось ложным.
— Да. Мне звонили. Спутали со штабом. Это штаб взяли.
Человек в очках указал на Кривенку.
— Вот... это для вас, товарищ Лобачев, — сказал он неопределенно, — объясните ему, пожалуйста, в чем дело. Он — артиллерист.
Лобачев поднялся и вышел из-за стола на середину комнаты.
— Вы говорили ему о том, что...
— Я ничего не говорил, — нехотя отозвался тот и сердито вытер мокрую щеку ладонью, — это уж вы будьте добры объяснить товарищу, что от него потребуется.
Лобачев обратился к Кривенке:
— В двух словах...
Он не окончил. Матрос сделал два шага вперед и со щегольской выправкой остановился перед комиссаром, мотнув по воздуху клешами и звонко щелкнув каблуками.
— Прислан с морского полигона в ваше, товарищ комиссар, распоряжение!
— Хорошо, — коротко ответил Лобачев, — так вот, значит, вы и этот товарищ...
Он вытащил из кармана мундштук и принялся прилаживать к нему толстую самокрутку.
— В двух словах: нужно возможно скорее открыть огонь по Зимнему. Здешние артиллеристы из крепости отказываются стрелять... Дело в том, что...
Он остановился, втиснув наконец самокрутку в мундштук и шаря по карманам за спичками.
— Дело в том, что орудия, по их словам, неисправны. То есть не только по их словам... Я обязан предупредить, — объяснил он, вдруг поднимая голову и вопросительно взглядывая на человека в очках.
— Разумеется, это ваша обязанность, — нетерпеливо проворчал тот.
— Орудия по видимому действительно неисправны. Здешние артиллеристы указывают на то, что некоторые части заржавели и с этими ... как их... с компрессорами тоже что-то неладно. Одним словом, стрельба из этих орудий сопряжена с большим риском. Так вот... если вы решаетесь, — закончил он и, найдя наконец спички, выпустил изо рта огромную струю вонючего дыма.
Губы у него чуть-чуть вздрагивали от волнения, которое он напрасно старался умерить.
— Нужно сперва орудия осмотреть... Может врут, что испорчены? — хмуро проворчал Кривенко.
Матрос без всякой причины подмигнул на него человеку в очках, встретившему это довольно равнодушно, и, делая серьезное лицо, спросил у Лобачева:
— Товарищ комиссар, орудия полевые или крепостные и какого калибра?
— Нолевые трехдюймовки.
— Ах ты дьявол! — вдруг удивился матрос,— из полевых ни разу не приходилось стрелять. Ну да ладно... Справимся.
— Справимся, а? — весело спросил он у Кривенко.
На дворе стало еще темнее. Шел дождь. Сильная ружейная перестрелка слышалась со стороны дворца, изредка, как швейная машина, начинал строчить пулемет.
Неподалеку от «лагерей» Кривенко спросил у матроса:
— Как тебя зовут?
— Спирькой! — весело ответил матрос.
— Да не Спирька, а фамилию скажи, - хмуро поправил Кривенко.
Матрос смешливо посмотрел на Кривенку и свистнул.
— Спиридон Матвеевич Голубков, моряк Второго Балтийского экипажа, по профессии комендор, по образованию — большевик!
Огромные голые ветлы показались за крепостными стенами, за кучами мусора торчали неуклюжие дула орудий.
Несколько солдат бродили возле них и, против всех артиллерийских законов, курили самокрутки.
В течение пятнадцати минут Кривенко и матрос с помощью солдат, державших фонари и лампы, готовивших пыжи,- протиравших тряпками каналы стволов, осматривали орудия.
Вслед за тем между ними произошел короткий разговор:
— Предохранителей нет, — сказал матрос.
— Ладно, нужно будет не сразу открывать затвор, — отвечал Кривенко.
— Выбрасывателей нет...
— Ладно, выбьем пробойником.
— Затворы испорчены...
— Ничего... сойдёт!
— У этих двух сорвана резьба.
— Ну и что, что сорвана! Пустяки!.....
— У этой трубка ударника раздута.
— Не беда!
Наконец матрос произнес самое страшное:
— И насчет компрессоров тоже... Не соврали!
Кривенко замедлил ответом.
— Да... Мало масла. Ну, что ж...
Матрос подошел к нему ближе и сказал негромко:
— Разорвет?.