Серая Дружина-2: Доспехи для шута
Шрифт:
И он выжал истерически-нервный смешок. Да уж, как знали. Тонкие пальцы магистра алхимии были идеально приспособлены для составления сложных смесей, дозировки порошков, отмеривания капель из микроспопических емкостей… Алхимик в каком-то смысле – все равно, что пианист: ему приходится добывать семена из ягод и вытягивать крошечные волокна из стебельков растений, и без своих рук он сам беспомощен, как растение.
На секунду мелькнула мысль: может, заживляющее – и тут же пропала. Даже если бы оно нашлось в промокшем насквозь плаще – какое заживляющее способно собрать вот
Решение пришло к нам одновременно: я просто подняла взгляд и столкнулась с черными глазами алхимика, которые всегда были тревожными, иногда – выражали трезвую расчетливость, а сейчас впервые стали умоляющими.
– Ольга… пожалуйста. Пожалуйста…
Я протянула ладони и взяла в них его искалеченные, изломанные пальцы; черные митенки так и остались на своем положенном месте, но пропитались кровью; мне казалось, что я вижу все это сама: ровный, мерный голос инквизитора: «Один… два… три…» – и на каждый отсчет – удар, на каждый удар – полный боли крик. Кто сказал, что мужчины не должны кричать?
Я наконец могла увидеть повреждения – и каким-то чудом не разомкнула рук, только стиснула посильнее, и Веслав не закричал от боли только потому, что кричать уже не мог. Что можно было вообще собрать из этих обрывков мышц, осколков костей? Раздроблены были не только фаланги пальцев – видимо, инквизиторам этого показалось недостаточно, и они постепенно двигались выше… от костяшек к запястью…
Мне опять захотелось заплакать, теперь уже от бессилия, но нет, стоп…
«Перестань реветь и сосредоточься! – резкий голос эхом отдался в ушах. – Заканчивай ломать комедию!»
Дело ведь не в том, что я сейчас истощена. Дело вообще не в моих силах стихийника.
Здесь просто необходимо знание. И глобальное мышление – не в меньшей степени.
Представлять, как срастаются кости – бесполезно и долго. Разве что соединить на первом этапе основные разрывы тканей и подтянуть осколки друг к другу, рассосать гематомы – это обязательно. И теперь – главное: вообразить до мельчайших подробностей сначала скелет кисти… эх, почему я на занятиях анатомии не слушала… Ага, вот нужное: раз, когда я еще была на первом курсе, мы обнаружили в кабинете основ целения человеческий скелет. Вот радости было, стелет мгновенно растерзали на отдельные конечности (они оказались съемными) и начали фотографироваться на мобильники: кто – с высунутой из рукава костистой рукой, а кто и с двумя руками, и я от других не отстала, и сейчас нужно просто вообразить строение этой кисти… и потом перетянуть одну картинку на другую, как иконки файлов в компьютере, наложить целое на сломанное, потом зафиксировать и слить воедино, и при этом не отвлекаться.
Нет, проще. Гораздо проще. Любых знаний будет недостаточно – я не хирург, не медик, я - больше, выше, я – целитель, и у меня есть власть. Значит, я просто могу приказать тканям – срастись, а костям восстановить порядок, значит – просто могу вернуть к изначальному состоянию… просто… могу…
Я не знала даже, получилось ли у меня. Перед глазами все сливалось, но нужно было до конца привести в порядок мышцы и сосуды, это сделать легче, хотя нервные окончания сращивать тоже тяжело. Да вот, еще в ушах какой-то шум, как будто я приложила к ним ракушки с моря… что? Всё. В смысле, не всё, но у меня сил вроде как и нет. Сказать об этом Веславу? Может, еще извиниться?
Я открыла глаза, посмотрела на серое лицо алхимика и поняла, что извинения сейчас будут совсем не к месту. Всё же постаралась состроить виноватую физиономию. На его руки я до сих пор старалась не смотреть, только осторожно приоткрыла ладони, чтобы он смог освободиться.
– Ты уж, пожалуйста, – долетел до меня сиплый шепот, – в следующий раз, как возьмешься за такое, Эдмуса позови, что ли. Пусть меня вырубит любым доступным способом.
А разве ему было больно, еще запоздало удивилась я – и все с тем же удивлением спикировала на речной песочек с твердым намерением поспать хоть пару часиков.
Зубы разжали пластмассовой дрянью. Сладкая, тягучая, шоколадная жидкость потекла в горло и намертво приклеила язык к небу.
Но рефлексы самосохранения остались включенными.
– Тьфу! – бодро выдала я и услышала над собой мрачный голос Виолы:
– Ну, спасибо тебе… за такую процедуру.
Я открыла глаза: триаморфиня как раз с мрачным видом вытирала лицо. То есть, размазывала по нему шоколадную массу. Интересно, энергетический тоник впитывается через кожу? Непосредственно над Виолой было небо, стало быть, я находилась в лежачем положении.
– Вот ты скажи, – осведомилась я печально. – Почему я все время это…в роли пациента? Уже только в этот призыв – аж два раза, а у меня такое ощущение, что всё только начинается.
– Да нет, тут все как раз сложнее, - послышался над головой веселый голос, и через секунду в поле моего зрения объявился еще и Эдмус. – Ты роль пациента с ролью целителя чередуешь. Как только спасешь кого – брык, видно, от осознания собственной значимости…Виола, ты почему похожа на женщину жарких стран? Страсть-то какая, у меня чуть сердце не остановилось – или ты хочешь таким образом в полете сшибить эту самую Розовую Птицу?
Шут болтал не просто так. Это он мои рефлексы включал, прекрасно зная, что у всех, кто долго его слушает, появляется два основных инстинкта: либо бежать, либо убить. Иногда появляются оба, здесь начинаются проблемы.
Я села на речном песочке и распрямила руки, которые кто-то – не надо спрашивать, кто – с мрачным юмором скрестил на груди. Попутно выкинула веточку, которая торчала у меня в руках и изображала свечу.
– Живая? – подозрительно осведомилась Виола.
– Хоть сейчас на кросс. А Йехар…
Я поднялась на ноги и увидела странника, там же, где река вынесла его на берег, и в том же состоянии, кажется. Только клинок был высвобожден из ножен, и Йехар сжимал его одной рукой. Прямо за лезвие. Глэрион временами вспыхивал слабым алым пламенем – пульсировал, словно отражая удары сердца хозяина.
– Это я сделала, – призналась Виола. – Он, когда немного отходить начал, первым делом к клинку потянулся. Ну, я его из ножен и вынула… Веслав потом орал, что у него и так заживляющее заканчивается.