Серая Дымка
Шрифт:
После признания родителей Кира ушла в себя. Находясь в шоке, пробившись в истерике и голодовке пять дней, в одну из ночей Кира проснулась на своей кровати. Она огляделась и не поняла, почему ее зрение потеряло все краски? Комната выглядела серой, а вся мебель, стены, игрушки, письменный стол, ее тапочки под ногами были сотканы из тонкого струящегося дыма. – Что происходит?… – коснувшись ногами пола, девочка почувствовала его мягкость, обтекаемость, воздушную нежность. Она провела рукой по некогда плюшевой лошадке-качалке на деревянных полозьях, и та задергалась в такт ее прикосновения. На руке Киры остался клубиться небольшой водоворот серой дымки. – Вот это да!… – прошептала Кира, рискнув подойти теперь к окнам, трогать которые было строго на строго запрещено. Щеколда отсутствовала, окно
Девочка уставилась на небольшого белого ночного мотылька, что бился о стекло. Он был бы белом в реальности, а здесь цвет его стал таким же серым. Ночная бабочка размахивала плотными крыльями, создавая новые и новые завихрения вокруг себя. Как только мотылек пробрался в вакуум их коттеджа?
– Я велю тебе дым, открыть мне окно… – робко попросила Кира о самом сокровенном желании. И оно моментально исполнилось! Распахнулись настежь все шесть створок на трех окнах в ее детской. Серый мотылек выпорхнул прочь, зовя за собой девочку. – Работает! Волшебство какое-то! Тогда… тогда я хочу потрогать белого медведя в Антарктике! – произнесла Кира совсем неправдоподобное желание. В этот момент она перестала ощущать под ногами облачную дымку, проваливаясь в нее с головой. Падать было приятно, недолго и так вкусно пахло! Серый дымок имел необычно знакомый аромат… он пах мандаринами и корицей и еще чем-то свежим, что Кира определить не могла. Намного позже она узнала, что так пахнет океан. В своей пижаме с розовым зайцем Кира стояла теперь напротив дикого полярного медведя. Он был соткан из серой дымки, и она наяривала ему между ушей, лохматя руками тугой жесткий мех.
С той самой ночи Кира не могла дождаться наступления времени сна. Она вышла из своей детской депрессии, с аппетитом кушала, играла, обучалась, не переставая расспрашивая педагогов о самых недоступных местах на планете. Сейчас к своим двенадцати годам, Кира посетила каждый уголок планеты. Она каталась на всех существующих аттракционах. Сначала используя их проекции в серой дымке, а потом, научившись внедряться в разумы бодрствующих, переживала эмоции в телах других детей. Кира находила уставшее сознание ребенка. Тот уже получил массу впечатлений или просто не выспался. Пока ребенок думал, что я типа так… просто долго моргнул, Кира ловила его разум, усыпляя. Теперь ребенок спал, а в его голове существовала она. Она могла бегать, играть и делать в захваченном теле, что ей только вздумается! Родители такого захваченного ребенка больше не могли его контролировать. Он переставал слушаться, не отзывался на имя, совершал странные поступки. Короче, выглядел полным лунатиком. Распознать внедренного можно лишь по остекленевшим глазам, которые переставали моргать.
Но завести друзей или остаться в захваченном теле надолго Кира не могла. Ее астралы заканчивались с наступлением утра. Сбитый режим сна Киры стал нормой ее жизни. Перезагружая свой собственный мозг, активно работающий ночи напролет, Кира стала кемарить на уроках и после каждого приема пищи. Родители и врачи закрывали на это глаза. Все-таки она была не очень нормальной девочкой. Но по крайне мере, она выглядела счастливой, любознательной и здоровой.
Единственным другом Киры в сером мире стал ее ровесник, двенадцатилетний мальчик Миша. Тот ничем не болел. Но тоже был особенным. Он пережил трагедию, потерял мать, остался жить в санатории для людей с психологическими особенностями, редко видя отца и сверстников. А теперь, когда папа готов забрать его домой! Он получит шанс прожить все то, чего никогда не сможет прожить Кира. Прожить жизнь по-настоящему, а «не проспать» ее.
Кира только надеялась, что не запрет свой разум от нее навсегда… Кроме серой дымки и друга Миши у нее больше никого не было. Даже родителей, которых она не обняла ни разу за свою жизнь.
Запирать свой разум от внедрения было несложно. Профессор Слаква обучил нехитрому приему Мишу давным-давно, чуть ли не с первого дня, как он поселился в санатории. Пары месяцев, а уж тем более года, Мише хватило бы сполна, чтобы разобраться в сомнологи. Он прожил в санатории уже девять лет. Поначалу отец все силы бросил на поиск мамы. Со временем он привык жить один, да и боялся… Боялся… как бы все не началось сначала. Вадим смирился и признал, что его сын сомнолог. Он родился с даром управлять сновидениями. Но как воспитывать сомнолога? Разве есть такие учебники? Или садики для детей со сверхспособностями? Или школы?
– Ваш сын, кто? Телепат? Он хотя бы мысли читать-то умеет? – разыгрывал в воображении Вадим сценарии родительской болтовни на собраниях и выпускных огоньках. – Что говорите? Он у вас сомнолог… Всего-то! А вот мой через стены проходит и уменьшается до размера комара! А у Игнатенко дочка, та вообще умница! Все пятерки получила по скоростному чтению мыслей, киданию силой разума бейсбольного мяча за километр и точному расчёту до минуты графика землетрясений на севере Австралии! – ответила бы ему румяная гордая мамаша, сжимая в руках кубок «лучшему провидцу года». И Вадим бы радовался за юных провидцев, чтецов, телепатов и знахарей. Главное, что его сын был бы счастлив. Он жил бы в своей среде. Вреди других одаренных. Но таких школ не существовало. Такой жизни не существовало. Дурдом или санаторий, который Буряковым посчастливилось найти, вот и все варианты для Миши. Профессор Слаква и сотрудники центра обучали Мишу по домашней программе. Еще и получше стандартной школьной. Вадим не вмешивался, он только знал, что сын сдает заочно все экзамены онлайн и получает максимальные баллы.
Кира смотрела на проекцию отца Миши из серого тумана, – чтобы ты не нашел в его голове, твою маму не вернуть. Вика давно про тебя забыла… Она не появлялась девять лет… Подумай, хочешь ли ты лезть в его мозги и ворошить старые тайны?
– Чтобы найти там какую-нибудь фигню и не вернуться домой… – Вздохнул он. – Я бы хотел попробовать пожить с ним. В реальном мире.
– Поезжай! Ты ведь разрешишь мне разок внедриться в твою голову на уроках или переменках? – улыбнулась Кира, – мне так хочется увидеть настоящий школьный класс твоими глазами, а не мою белую пластиковую доску с черными маркерами.
– Конечно, Кир, тебе разрешу! – он перевел взгляд на серую дымку тела отца, – спасибо, ты всегда была умнее, чем я! Не буду копаться в его памяти, просто начнем все сначала!
– Удачи, Миша! – она вытянула руки и не дожидаясь первого шага Миши, прильнула к нему, тесно сжимая в объятиях. Кира много раз тренировалась обниматься на внедренных. Дети с остекленевшими глазами, вдруг, начинали вешаться на шеи, руки и колени прохожих, других детей, своих или чужих мам. Кира тискала любого, кто попадался на пути. Она набила в обнимашках руку, желая, однажды, обнять так Мишу. Ведь никто не научил ее прикосновениям. А Кира знала, что даже прикосновения имеют память. Сама она помнила только одно, самое первое… как ее мама держит новорожденную дочку на руках… Совсем недолго… всего одну ночь.
Сейчас был идеальный момент, чтобы обнять Мишу. Вздрогнув от неожиданности, он обнял ее в ответ, уткнувшись носом в ее плечо и распущенные длинные волосы с запахом мандаринов и корицы.
– Давай вместе, – прошептала она. И обе фигуры, крепко сжимающие друг друга, провалились в водоворот серого дыма. Миша открыл глаза, проморгался, возвращаясь в реальность. – Пап, – шевельнул он за руку отца, – проснись. – Миша посмотрел на часы. Особенная черта астралов – это время. Пять минут проведенные в них равнялись часу здесь. Кажется, в этот выход они с отцом продрыхли три часика. Заерзав, Вадим поднялся на койке сына. Он растирал затёкшую шею, – ну что там, сынок?… Что за грехи на нас с матерью такие?.. Кого-то… мы того…? Или нет?
– Я не стал смотреть, па, того вы или кого, – честно признался Миша, – давай просто начнем жить сначала. Вместе. Исправить случившееся нельзя. Можно только помнить и продолжать.
– Продолжать?
– Двигаться вперед. Хорошо бы двинуться вперед из санатория прямо сейчас! – Улыбался Миша. Вадим не мог вспомнить, видел ли он когда-нибудь сына счастливее, чем сейчас. К своему стыду… он слишком долго избегал своего ребенка.
Вадим был рад решению сына. Да, они не могли вернуть маму, изменить прошлое, которое пережили, но могли помнить о ней, продолжая идти вперед.
Конец ознакомительного фрагмента.