Серая нить. Книга первая.
Шрифт:
Позже я узнал, в состав зелья входил сок Онаны, ядовитого кустарника, что рос вокруг горы Жальмажи. В малых дозах сок вызывал видения и лишал человека воли. Кто попробовал его хоть раз, потом стремился вкусить его еще. Те, кто не знал меры, был обречен блуждать в своих грезах до конца жизни. Сок Онаны, по мнению туземцев, имел ещё одно ценное свойство – вместе с другими травами он придавал мясу особый вкус, делая его мягче и ароматнее.
Дикари все больше впадали в безумие. Они образовали круг и, подчиняясь ритму, что задавали барабаны, выкрикивали одни и те же фразы, отдаваясь полностью ритму танца. Их не сдерживали никакие рамки, только буйство стихий и необузданная дикость природы, жажда жизни и радость от гибели врага. Барабаны звучали все громче, и уже походили на раскаты грома перед дождем.
Более отталкивающего, и одновременно завораживающего зрелища я раннее не встречал. Десятки совокупляющихся тел, их сладострастные вздохи, искаженные похотью лица не могли не затронуть мое естество. Часть животной страсти, что бушевала передо мной, будто влилась в меня. В тот момент я готов был на все, лишь бы получить в свои объятия одну из тех темнокожих бестий, что сейчас извивались под энергично двигавшими бедрами мужчин.
Дабы справиться с наваждением я перевел свой взгляд на то место, где заканчивались приготовления к пиршеству людоедов. Накачав зельем обреченного, дикари в масках водрузили распятого моряка на рогатины, вкопанные с обеих сторон очага. В воздухе запахло сначала сгоревшим волосом, затем паленой кожей и вскорости над площадью раздался вопль. Никакое зелье не могло притупить боль, когда языки пламени стали обхватывать тело, подвешенное над костром, поджаривая его плоть. Двое в масках, будто не слышали крики несчастного. Они медленно проворачивали его над огнем, словно это тушка поросенка, заботясь лишь об одном, чтобы блюдо не подгорело.
Вопли обреченного превратились в булькающие звуки. Казалась, кровь закипала у него в нутрии. Его глаза вылезли из орбит. Они уже не могли не о чем просить, только выплескивали на нас чудовищную боль, что терзала человека.
Наши головы были привязаны, и не было возможность отвернуть её. Взгляд невольно упирался в то место, где разворачивалось это жуткое действие. Многие из нас теряли сознание, не в силах выдержать увиденного. Тогда местная детвора тыкали нам в нос палки, к концу которых был привязан камень с таким резким запахом, что невольно придёшь в себя. Развлекаясь таким способом, маленькие дикари внимательно следили, чтобы мы не закрывали глаза. Они каждый раз хлестали по ногам прутьями ядовитого кустарника с шипами на концах, если у кто-то были опущены веки. Жарившийся на костре дернулся в последний раз и замер.
Дикарь, который медленно крутил вертел заметил это. Он быстро подошел, вытащил кривой кинжал и нанес удар, рассекая кожу на животе. Ещё пару быстрых движений и на большое блюдо из панциря огромной черепахи вывалились внутренности. Опустошив живот, он стал набивать образовавшуюся пустоту какой-то травой и фруктами, затем дикарь соединил разрезанную кожу, закрепил её длиной тонкой иглой из кости.
Дымящиеся кишки воин поставил на камень. Детвора, будто ждала этого момента. Она бросила издеваться над пленниками, кинулась к блюду. Такого мое сознание выдержать не могло и, спасая меня от безумия, отключилось.
Когда меня привели в чувства, оргия туземцев закончилась. Вождь поднялся на обломок скалы, что возвышалась возле его дома, и поднял руки к небу. Он стал быстро говорить, иногда сильно затягивая при этом окончание фразы. Речь становилась все быстрее, а местный правитель даже не переводил дыхание. Ему не хватало воздуха, а он все бубнил и бубнил. Даже когда вождь упал на колени, хрипя, он не замолкал, словно от этого зависела его жизнь.
Последние слова вождь буквально выдавливал из себя. Он стал глотать воздух, а затем свернулся калачиком, спрятался под шкурами. Время шло, а вождь не подавал признаков жизни. Прошло пол тэя прежде, чем раздался выворачивавший душу вой. Лежавший под шкурами правитель зашевелился и стал подыматься. Через несколько мгновений он стоял на скале, но это был уже не человек, а огромный шакал. Снова раздался вой, и животное посмотрело на собравшихся в низу людей. В глазах его сверкал огонь.
Дикари попадали на колени и старались зарыть голову в песок. Они просили спустившегося бога помиловать их и принять жертву, которую для него приготовили. Женщины, упавшие в ниц, затянули заунывную песню. Воины в масках сняли вертел с рогатин и под завывание женщин понесли его к скале. Они медленно поднялись на скалу, положили приготовленную жертву к ногам божественного животного и, кланяясь, удалились. Огромный шакал обнюхал жертву, поднял лапу и одним ударом пробил грудь. Когда он вновь поднял лапу, в его когтях было сердце. Божество бросило его на землю и в несколько мгновений разделось с ним. Как только сердце было съедено, из скалы пошел дым, постепенно скрывая бога.
Клубы дыма развеялись, и на скале уже не было живого воплощения божка, а только его шкура, под которой скорчился вождь. Пару тинок ничего не происходило. Затем тело под шкурой зашевелилось, начало подыматься. Вскоре вождь стоял во весь рост, держа кусок разорванного сердца в протянутой руке. Он что прокричал и показал на тело, лежащее возле его ног. Судя по всему, весть была радостная, так, как дикари соскочили и принялись прыгать на месте. Вожак, подошел к телу моряка, взял огромный тесак, начал рубить тело на куски и кидать их в прыгающую толпу дикарей. Те, ловили их, с жадностью вгрызались в человеческую плоть, после чего впадали в транс.
– Постой старик, – прервал рассказ менялы Дхим, – к ним действительно спускался Великий дух?
– Нет, мой повелитель, это был трюк, секрет которого передавался из поколения в поколение вождей племени, – объяснил ростовщик. – Шкура имеет скрытые крючки. Уменье влезть в нее на глазах у всех, приходит с годами, а насчет дыма, ещё проще. В скале есть пустоты. Человек вождя по подземному входу попадает туда и в нужный момент разводит костер.
– Все ровно, хоть один человек, да догадался бы о подлоге, – подверг сомнению слова менялы Дхим.
– Мудрость ваша велика, наихрабрейший. Хоть племя, которое меня захватило совсем дикое, но и там появлялись те, кому удавалось распознать подлог. И тогда их участь была решена, ибо посмевших усомниться в божественном происхождении вождя, превращают в серых рабов. Они становились самыми преданными слугами вождя, – ответил меняла.
– Ладно, продолжай, – разрешил Дхим, удовлетворенный ответом рассказчика.
– Только через день, когда дикари отошли от оргии и последующего гулянья, о нас вспомнили и сняли со столбов. Словно зверей, каждого запихали в отдельную клетку. Наши мучители не кормили нас второй день, считая, наверное, что не стоит переводить продукты на тех, кто всё ровно умрет, если не сегодня, так завтра. Воды тоже было в обрез. Иногда подходила какая-нибудь женщина и выливала сверху на одного из узников мутную воду, что осталась после хлопот по хозяйству. Мы страдали от жажды, с жадностью ловили вонючую, теплую влагу и были искренне благодарны даже за это.
Солнце стало клониться к закату, когда появились воины в масках и стали вытаскивать пленников из клеток. На тех, кто сопротивлялся, натравливали ящеров, которые у туземцев заменяли сторожевых собак. Дикари согнали нас, будто овец в стадо. Ударами кнута они заставили сесть изможденных людей друг за другом и положить руки на плечи впереди сидящего. После чего, дикари в масках приволокли деревянные кандалы, и одели их на нас, концы колодок стянули веревкой. Отверстия в колодках были все одинаковые. У кого шея оказалась больше чем надо, ужасно мучались, задыхаясь от давящих на горло краев. Не утруждали они себя и тем, чтобы построить пленников по росту. Это была ещё одна из извращенных пыток. Заключалась она в том, чтобы ставить высоких рядом с низкорослыми людьми. Когда нас подняли и погнали в неизвестном направлении, высоким приходилось идти на полусогнутых ногах, дабы не задушить своих товарищей.