Серая нить. Книга первая.
Шрифт:
Цепь кистеня обмотала древко секиры, северянин рванул, и оружие выскочила из мокрых от пота рук Дхима. Ленг занес топорик для окончательного удара. В этот момент звуки исчезли, время словно затормозилось.
«Вот и все», – пронеслось в голове у Дхима, ноги подкосились, и он упал на колени.
Лезвие топора неумолимо приближалось. Дхим, словно зачарованный не мог отвести глаз от сверкающей на солнце стали, застыл в ожидании смерти. Но вместо короткого мига боли и последующей за ним мрака на Дхима обрушились звуки, время вернулось
Дхим встал, огляделся, схватка с торгашами закончилась, лежащий перед ним был последним живым из северян.
– Почему? – спросил Дхим.
– Тебе не понять, – спокойно ответил северянин.
– Ты прав мне не понять, да и не хочу, я понимать ради чего ты позволил своим людям умереть.
– Они не умерли, – усмехнулся ленг.
– Что? – не понял Дхим, и оглянулся, поляна по-прежнему была завалена трупами.
– Ты, смеешься издеваться надо мной, – разозлился Дхим и ударил лежащего на земле, ногой в живот.
– Я говорил, ты не поймешь, – произнес северянин, сплевывая кровь
– Что ж объясни мне. Да так чтобы я понял, ели не хочешь, чтобы тебя забили здесь как собаку, – угрожающе прошептал Дхим, схватив ленга за волосы.
Поведение северянина злило Дхима, связанный и избитый ленг усмехался, глядя в лицо врагу. Не страха ни мольбы о пощаде не было в его глазах, только усмешка на разбитых губах. Именно эту усмешку, и ту мимолетную слабость, что заставила опуститься его на колени, не мог простить он ленгу.
– Делай что хочешь, но ты не властен надо мной, – рассмеялся северянин в ответ.
Волна ярость накрыла Дхима, он вскочил на ноги и стал наносить удары ногами в лицо гордецу.
– Я выбью из тебя всю гордыню, заставлю бояться даже моей тени, – кричал он, избивая северянина.
– Когда ярость ушла, перед Дхимом лежало окровавленное тело, черт лица невозможно было разглядеть, на месте лица была кровавое месиво.
Плененный Ленг не издал не одного звука, пока Дхим избивал его, только когда дадг выдохся, он что-то промычал. Пытаясь разобрать слова северянина. Дхим наклонился.
– Столы давно накрыты под сводами замка Вайхи, и наши предки ждут нас, чтобы отпраздновать наш переход от одной жизни к другой. Мне не стыдно будет сесть с ними за один стол, – произнес Ленг, пуская кровавые пузыри. Затем он засмеялся, но смех быстро перешел в кашель. Когда кашель прошел северянин как-то облегчено вздохнул, и замер.
– Отошел, – Произнес рядом стоящий воин. – Так всегда сними, бьются до последнего, и даже если удается, кого из их племени поймать, умирают. Для них неволя все ровно, что смерть, не умеют жить по-другому.
Дхим посмотрел на говорящего, и послышалась ему в словах воина, зависть и сожаление, что нет в нем такой силы духа как у умершего.
За победу над ленгами пришлось заплатить большую цену, треть отряда пала, ещё треть была ранена. Хоть им и достался корабль, полный добра, Джима мучили приступы хандры. Целую неделю он сидел в своем шатре, позволяя заходить лишь старому слуге. Никто не видел, как он впервые в жизни пил не разбавленное вино, а затем валился в пьяном угаре на подушки и засыпал, пуская слюни.
Правитель дадгов сжал кулаки от стыда за ту слабость, но он не старался забыть о ней наоборот, время от времени напоминал себе о ней, и о клятве, которую произнес, призывая в свидетелей богов. Он поклялся, что впредь никогда и не перед кем не склонит колени.
Сейчас стоя на борту корабля, Дхим вновь поблагодарил богов, что дали ему завершить тогда начатое дело. Не пожалел он тогда, ради такого случая, и одного из своих десятников, тем более, что тот был ушами и глазами старшего брата в его отряде. На одной из пьянок, после удачного похода Дхим подмешал порошок серой ленты в кубок, из которого пил выбранный им десятник.
Возвратясь домой, Дхим выслушал много упреков от старшего брата. Особенно старались по больней кольнуть прихлебатели брата, они окружали его, ревностно следя за тем, чтобы никто, не смог донести до правителя, истинное положение дел. Своими лживыми языками, эти шакалы, искажали сказанное Дхимом. Они нашептывали на ухо, правящему тогда дГиму, только – то, что тот хотел слушать. Дхим не раз пытался убедить брата, чтобы тот прогнал окружавших его пиявок, жиреющих на пролитой воинами крови.
Но дГим привыкший к роскоши и лести не хотел слушать, надоедливого младшего брата, отсылая всякий раз куда-нибудь с глаз подальше.
Дхим услышал шум сзади. Он оторвался от воспоминаний и оглянулся назад.
Молодые воины, изнывая от тоски, затеяли свалку. Дурачась, они задели сложенное оружие и оно, грохоча рассыпалось по палубе. Видя, что они помешали правителю, войны затихли. Быстро собрав разбросанное оружие, они забились в дальний угол, за спины ветеранов, на всякий случай.
Старший корабельной ватаги, подошел к молодым и отвесил несколько подзатыльников, затем, сунул в руки щетки и кожаные ведра велел драить палубу. Нарушители спокойствия сначала было попробовали возразить старшему, но увидели, что глава рода продолжает наблюдать за ними, принялись за работу.
Дхим вернулся к созерцанию реки, легкий ветерок приятно трепал волосы, а бьющаяся о борт вода убаюкивала. Глава рода сам не заметил, как состояние легкой дремоты, и воспоминания вновь унесли его назад во времени.
Минул год, как Дхим дал испить десятнику вина, с растворенным в нем порошком из серой ленты. Устав от ожидания глава рода приказал привести к нему менялу.
– Старик, прошел год, где обещанный серый раб? – спросил Дхим у менялы. – Я сдержал своё слово, сохранил тебе жизнь, дал все, что ты просил. Из-за тебя погибло много моих людей, и теперь я спрашиваю, где мой раб.