Сердар
Шрифт:
Чуть позже, когда путешественники скрылись среди извилин леса, он вышел из-за деревьев, прятавших его.
– Хорошо, – сказал он, – Рам-Чаудор с ними, они скоро узнают, что значит доверяться Рам-Чаудору… Ха! Ха! Славную историю он им придумал… Его дочь, прекрасная Аньяма, у тхагов!.. И страшная клятва… Глупцы, они не знают, что тхаги верят только в одну Кали, мрачную богиню, и что для них не существует никаких клятв, кроме тех, которые они произносят над трепещущими внутренностями жертв…
Уверенный в том, что его никто не слышит, он со зловещим хохотом воскликнул:
– Идите, спешите в пасть волка! Уильям Браун уже
Часть третья
РАЗВАЛИНЫ ХРАМОВ КАРЛИ
ГЛАВА I
Идеи Барбассона и мечты Барнета. – Рыбная ловля. – Зловещие предчувствия. – След человеческой ноги. – Непонятный арест. – Неминуемая смерть. – Заколдованная лодка.
В это утро Барбассон был в прекрасном настроении, а Барнет видел все в розовом свете. Отъезд Сердара ничем не нарушил счастья друзей. Можно даже сказать, что он прибавил душевного мира и сердечного спокойствия к той радости жизни, которую одинаково испытывали они оба.
Этот человек знатного, по-видимому, происхождения, с изысканными манерами, приветливый, но сдержанный, внушал им почтение. Они чувствовали себя неловко в его присутствии. Его нельзя было похлопать по плечу, обращаться к нему с бесцеремонными шутками, которые позволены между друзьями. Он не был, одним словом, из их общества, и, хотя позволял обращаться с собой просто, что вполне допускалось их нынешним образом жизни и положением, они никогда не могли решиться на это.
А между тем нет никого более фамильярного по своей натуре, чем провансалец, и тем более янки.
Вот вам пример – ибо ничто так не проясняет мысль, как пример, – одолжите лошадь провансальцу раз, другой, а в третий он скажет: «Какое хорошее животное эта наша лошадь». А янки со второго раза не отдаст вам ее больше, если не забудет отослать вам ее в первый.
Теперь, когда Сердар уехал, они становились полными хозяевами пещер, потому что о Нане Сахибе бесполезно было и говорить.
Он жил один в приготовленной для него части пещер, курил все время кальян и не стеснял наших авантюристов, которые дали себе слово кататься как сыр в масле во время отсутствия Сердара. Они в тот же день принялись за исполнение своего намерения.
Было уже двенадцать часов, а на столе еще стояли остатки десерта.
– Скажи, Барнет, – начал Барбассон после вкусного завтрака, который привел его в прекрасное расположение духа, потому что оба несколько злоупотребили бургундским, – скажи мне… у меня много идей, и мне хочется, чтобы ты одобрил их.
И он налил себе вторую чашку настоящего мокко.
– Как и мне, Барбассон.
– Зови меня Мариусом, если хочешь. Как-то задушевней… ты ведь мой друг, не так ли?
– Идет, Мариус, – отвечал Барнет с сияющим лицом, – но с одним условием.
– С каким?
– Чтобы ты звал меня Бобом. Ты мой друг, как и я твой, не правда ли?
– И получается, что мы два друга.
И приятели расхохотались с тем глупым видом, который бывает с людьми, дошедшими до крайней степени опьянения.
– Я говорил тебе, мой милый Мариус, что и у меня в голове скопилась куча проектов, о которых я хотел бы знать твое мнение.
– И я, как ты,
– Браво, Мариус! Ты забыл еще, что мы подышим свежим воздухом, полюбуемся прекрасной природой.
– Я не знал, что ты поэт, Боб…
– Что ты хочешь? Живя в этой норе, разве можно вдохновиться?
– Идем…
– Сейчас, возьму только карабин и с тобой…
– Вот еще, Боб, подожди… никакого оружия, только удочки.
– Ты с ума сошел, Мариус? Или на тебя подействовало это превосходное бургундское…
– Ни слова больше, не то пожалеешь… Слушай и удивляйся моей проницательности. Что сказал махрат, вернувшись из Бомбея?
– Ей-богу, не помню.
– Он сказал, – продолжал Барбассон, отчеканивая каждое слово, – что англичане даровали полную амнистию всем иностранцам, участвовавшим в восстании, с условием, что они сложат оружие.
– Так что ж, мы ведь не можем сложить его, мы… мы поклялись защищать до самой смерти…
– Ну и наивен же ты, мой бедный Боб! Дай мне закончить…
И он продолжал поучительным тоном:
– Видишь, Боб, надо уметь жить, иначе сделаешься игрушкой обстоятельств, с которыми человек сильный должен уметь справляться. Ясно, что пока Нана Сахиб платит нам, мы не складываем оружия. Но что касается англичан… представь себе, что мы в одно прекрасное утро попадаемся отряду шотландских солдат. Предположим, что они схватят нас. «Что вы делаете?» – говорит нам их начальник. «Мы дышим свежим воздухом», – ответим мы, а так как у нас не будет другого оружия, кроме удочек, нас не имеют права повесить, Боб!.. Если нас обвинят в участии в восстании, мы ответим: «Очень может быть, но мы сложили оружие». Что они скажут на это, раз мы исполнили условие амнистии? Если же у нас найдут револьвер, даже простой кинжал, мы погибли. Первое попавшееся дерево, три метра веревки… и предсказание Барбассон-Барнет-старших исполнится…
– Мариус, ты великий человек.
– Понимаешь, что таким способом мы сохраняем наше положение у Наны Сахиба и удовлетворяем англичан.
– Понимаю… понимаю, что я ребенок в сравнении с тобой.
– И потом, разве ты не видишь, что в настоящей ситуации всякая попытка сопротивления была бы абсурдной… нет, клянусь честью, занятная штука: Барнет и Барбассон заключили соглашение и объявили войну Англии. Надо быть очень восторженным, как Сердар, чтобы мечтать о подобных вещах.
– Но ты же кричал еще громче меня: «Умрем все до последнего! Взорвем себя и похороним с собой и врагов наших под дымящимися развалинами Нухурмура!»
– Ну да, мы люди южные, мы всегда такие, мы горячимся, кричим сильнее других… но мы останавливаемся в тот момент, когда другие только начинают глупить… Ну так как же? Одобряешь ты мою идею?
– Превосходно… берем удочки.
Друзья вышли и направились к заливу, где находилась лодка.
– Стой, – сказал Барбассон, который перебрался первым на борт, – люки закрыты! Черт побрал бы этого Сердара, он не доверяет нам.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Неужели ты не помнишь, что он предупреждал нас не плавать в лодке по озеру, опасаясь шпионов. На случай, если мы не устоим против искушения, он и запер люки.