Сердца небес
Шрифт:
Она поднимается на ноги, руками я все еще крепко сжимаю ее вокруг талии. Она мягкая и теплая. Ее красивые темные волосы падают ей на лицо. Когда она поворачивается, чтобы взять моего плюшевого мишку с моей кровати, я вижу засохшую кровь у нее на губе и фиолетовые отметины на подбородке.
Вот тогда-то я слышу это. Звук, которого я боюсь больше всего на свете.
Тяжелые шаги отцовских ботинок по лестнице.
Он выкрикивает имя моей матери, называет ее словами, которых я не понимаю. Словами, которыми Эмилио тоже начал ее называть.
—
Визг, который издает моя мать, пугает и меня тоже. Она скулиткак побитый щенок. Падает на колени и начинает говорить мне слова, в которых нет никакого смысла, пока тридцать лет спустя в моей жизни не появляется другой темноволосый ангел.
— Мне так жаль, дорогой. Я сожалею об этой проклятой жизни, которую тебе дала. Я хотела бы стереть эти воспоминания из твоей головы. Не позволяй этому уничтожить тебя, как это произошло с твоими отцом и братом. Ищи свет. Оставайся верен своему сердцу. Найди выход из темноты, если сможешь.
Мама все еще что-то шепчет мне, когда открывается дверь и входит папа. Он выглядит как монстр. Его глаза маленькие и злые, как у крысы, лицо ярко-красное, а тело все опухшее. Мама говорит, это от того, что он пьет. У него всегда в руке бутылка этого напитка.
— Отвали от него, — слышу я, как он рычит, его губы кривятся при виде мамы. Он никогда не смотрит на нее по-другому. Как будто ненавидит ее. — Слишком много потакания, Изабелла. Пришло время показать ему, кто и что он на самом деле.
— Нет, пожалуйста, нет! Не Данте. Теперь у тебя есть Эмилио… разве тебе не достаточно? — мольбы мамы заставляют и меня хотеть плакать.
— Раз у него фамилия Сантьяго, значит он мой.
Он оттаскивает ее от меня за волосы, разрывая нашу связь парой сильных пощечин по ее лицу, прежде чем отбросить в угол комнаты. Мама беззвучно принимает свое наказание. Она знает, что от ее криков его кулаки станут только сильнее. Когда он, наконец, отпускает ее, между его пальцами висят пряди ее темных волос. Я вижу кровь, размазанную по костяшкам его пальцев.
— Мама!
Она выставляет руку, чтобы остановить меня и запретить мне подходить к ней. Она знает, что кулаки моего отца обратятся против меня, если я это сделаю.
— Нет, Данте. Делай, как говорит твой папа.
Кажется, ее изломанное тело съеживается, тогда как будто печальная неизбежность разворачивается прямо здесь, в моей спальне. Что-то, что она больше не в силах остановить.
— Но, мама!
Мое лицо, наконец, расплывается в слезах. Происходит что-то плохое, но я не понимаю, что. Это детская интуиция, обернутая в мальчишескую наивность. Я чувствую руку отца на своем плече, а затем меня разворачивают лицом к нему.
— Вытри эти слезы.
— Но папа…
— Ты слышал, что я сказал, или ты просто еще одна слабая шлюха, как твоя мать?
Из толпы мужчин, стоящих за дверью моей спальни, доносится взрыв смеха. Почему они так смеются, когда он причиняет ей боль? Когда
Я не могу перестать плакать. Я хочу, но паника заставляет слезы литься быстрее и гуще. Каждый раз, когда я провожу рукой по лицу, новые слезы щиплют мои глаза.
Папа поднимает кулак, чтобы дать мне почувствовать, что произойдет, если я продолжу его ослушиваться. Поднимаю взгляд, чтобы посмотреть, что уготовано мне сегодня — его ремень или бутылка? Вместо этого в его руке что-то черное и металлическое. Моя мать тоже это видит. Кажется, это призывает к той борьбе, которая еще осталась в ее теле. Она выскакивает из угла и пытается вырвать предмет у моего отца.
Отец смеется над ее слабыми попытками, прежде чем оттолкнуть ее с такой легкостью, будто бы она была лишь куклой. Мама падает на пол. Ее лодыжка выглядит забавно. Она сворачивается калачиком спиной ко мне. Как будто больше не может смотреть на меня. Она снова скулит, как тот щенок.
— Приведи его сюда, — слышу я голос отца.
Передо мной бросают человека. Как и мама, он неудачно приземляется и кричит от боли. Я сразу его узнаю. Это Андрес. Он работает у моего отца на одном из его складов. Он обычно давал мне конфеты, когда никто не видел. Сегодня он выглядит по-другому. Его лицо фиолетовое, как у мамы. Для меня нет нежной улыбки. Никаких конфет.
— Бери, — мой отец сует металлический предмет мне в руку.
Я не понимаю, почему он дает это мне. Это пистолет. У Эмилио есть такой. На прошлой неделе я поймал его, когда он стрелял из него в бродячих собак. Я снова поднимаю взгляд на своего отца. Я не хочу стрелять в собак. Вместо этого он наставляет свой толстый палец на Андреса.
— Я поймал его — он крал мои деньги. Никто не будет красть мои деньги, мальчик. Проявление слабости в этом мире делает тебя дураком, а я не дурак. Направь на него пистолет и нажми на курок.
Мое маленькое тельце холодеет. Я хочу застрелить Андреса еще меньше, чем стрелять в собак.
— Но… но он мой друг.
Снова слышу смех за пределами комнаты. Даже мой отец улыбается, но его глаза так и остаются злыми.
— Ты Сантьяго, Данте. У тебя не может быть друзей. Нет, если только ты не готов за них заплатить.
Я пытаюсь вернуть ему пистолет.
— Я не хочу этого делать, папа. Мне жаль.
Напряженная тишина воцаряется в моей спальне. Единственные звуки — это тихие всхлипы моей матери.
— Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок.
Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок.
— Заткни свой грязный рот! — рычит папа, вытаскивая свой собственный пистолет. — Приведите ее ко мне.
Один из людей моего отца хватает маму за руку, тащит ее и бросает, как мусор, к его ногам. Отец присаживается на корточки и берет ее за горло, приставив пистолет к ее голове.
— Вот как это будет происходить, Данте, — говорит он мне. — Ты слушай внимательно. Ты застрелишь Андреса, и я, возможно, позволю твоей матери прожить еще одну ночь. Понимаешь?