Сердца небес
Шрифт:
— Говори.
— Да, — шепчу я, набираясь смелости поднять голову.
Мужчина передо мной напоминает мне брата Данте. Высокий и худой, с такими же жестокими чертами лица — мертвые глаза, тонкие губы. У него также славянский разрез скул, как у Петрова и, в меньшей степени, у Романа.
Русский.
Его волосы седые и он начал лысеть. У его лосьона после бритья ядовитый аромат. Он пахнет богатством, эгоизмом…
Испорченности.
— Как тебя зовут?
— Мия, — лгу я.
— Ты американка? — сказанные слова придают его губам еще более жестокий изгиб. — Ну,
Я понятия не имею, что значит «blyat’», но у меня такое чувство, что ничего хорошего.
— Раздевайся.
Я замираю. Моя нерешительность дорого мне обходится. Следующее, что я понимаю — левая сторона моего лица взрывается жгучим жаром. От удара я снова падаю на колени, но прежде чем успеваю отдышаться, меня дергают за волосы, кожа головы кричит в агонии, и швыряют к большой кровати с балдахином. Подойдя, он разворачивает меня и снова бьет, на этот раз по губам. Я падаю спиной на матрас, мой мир превратился в камеру пыток, полную шока и боли.
Моя нижняя губа пульсирует. Я чувствую, как влага стекает по моему подбородку. С моего тела срывают платье, но я слишком занята тем, что тону в агонии, чтобы остановить его.
— Нет, пожалуйста, не надо, — плачу я, но он бьет меня кулаком по ребрам, чтобы я заткнулась. Стону и задыхаюсь, умоляя сохранить мне жизнь, но побои не прекращаются.
«Мне так жаль, Данте. Я подвела тебя».
Я сворачиваюсь в клубок, чтобы уменьшить урон от его ударов. В то же время я смутно осознаю громкий глухой удар, а затем боль резко прекращается.
Мое сознание сейчас подобно поршню, который вталкивает меня в комнату и выталкивает из нее. Должно быть, я приближаюсь к небесам… Я так сильно ощущаю присутствие Данте, эту ауру тьмы и опасности, которая сводит меня с ума. Чувствую его запах, такой сильный, такой мощный, такой мужественный. Клянусь, я даже слышу его голос, выкрикивающий нецензурные слова по-испански, которые пропитаны напряжением. На полу у кровати происходит какое-то движение, окрашенное дикостью, которая так хорошо мне знакома.…
Майами. Прошлый год. Данте.
Данте.
Движения на полу стихают. Мягкие руки гладят меня по волосам. Это прикосновение… такое нежное, такое желанное. Не такое, как ранее. Это песня о любви, которая воссоединяется с моим сердцем.
— Ив, ангел мой, mi alma, ты меня слышишь? Пожалуйста, детка. Мне нужно услышать твой голос.
Я со вздохом возвращаюсь в полное сознание.
— Данте?
— Спасибо, черт возьми!
Он здесь. Он действительно здесь. Он стоит на коленях на кровати рядом со мной. Он прижимается своим лбом к моему, пока его тепло, как жизненная сила, возвращает меня к нему.
Я начинаю плакать. Громкие болезненные рыдания облегчения. Он так хорошо выглядит и пахнет. Моя любовь. Мое все.
— Ты вернулся ко мне. Ты вернулся ко мне.
— Мне жаль, Ив. Мне так чертовски жаль. Простишь ли ты меня когда-нибудь? Твое лицо, мой ангел… Посмотри, что он сделал с твоим прекрасным лицом, — его голос срывается на стон. Он выглядит
Приподнимая свои ноющие плечи с кровати, я прижимаю его к своей груди, смачивая черные волосы своими слезами. Теперь я в более ясном сознании. Ощущаю отвратительную вонь под его запахом и мускусный запах этой комнаты. Красный. Все красное. Его руки, лицо, белые простыни…
— Где он? — шепчу я. Данте отстраняется в сторону, открывая вид на неподвижное тело нападавшего на меня. — Он мертв?
— Скоро будет. Я хочу, чтобы его последние минуты на этой земле были испытанием тех мук, которые он причинил тебе… которые причинил тебе я.
Данте спокойно снимает с меня браслет, ожерелье и заколку для волос, те, в которых находятся камеры, и кладет их в карман. Горечь моей неудачи почти невыносима.
Все это было напрасно.
Почти.
— Я хочу прикончить его, — тихо говорю.
Мы долго смотрим друг другу в глаза, дрожь понимания соединяет нас, как сильнейший ток.
— Мой ангел мщения, — бормочет он, в конце концов, поднимая с пола окровавленный нож и протягивая его мне.
Морщась, я спускаю ноги с кровати. Русский, умирая, лежит в багровом море, слюна пузырится в уголках его рта, когда он борется за каждый последний гнилостный вдох. Я все еще чувствую, как его пальцы пачкают мою кожу, когда поднимаюсь на ноги и встаю, возвышаясь над ним.
— Сделай это, — говорит Данте — как всегда, дьявол, у меня на плече. Я думаю обо всех женщинах, которым причинил боль русский, и ангел на другом плече оборачивается и убегает. И все же я колеблюсь. — Воткни его ему в сердце, mi alma. Нам нужно идти…
Но у меня никогда не было на это шанса.
Совершая свой последний поступок в этом мире, русский внезапно заваливается набок, выбивая у меня из-под ног воздух.
— Umri, blyat’! — кричит он.
Моя реакция инстинктивна, когда я падаю в его сторону, нанося удар по его открытой яремной вене и обрызгивая нас обоих кровью. Он падает обратно на пол булькающим трупом, а я в третий раз падаю на колени, осколки боли рикошетят вверх по моим ногам.
Тишина.
Я поднимаю взгляд на Данте, тяжело дыша. Он стоит в метре от меня с пистолетом в руке. Он вытащил его, как только русский задвигался, но я была быстрее. Его темные глаза наполнены жидким огнем, сравнимым только с таким же огнем в моих. Я ничего не чувствовала, когда убивала Эмилио, но на этот раз по моим венам течет нечто первобытное; нечто, чего я никогда раньше не пробовала. Нечто, что мне отчаянно нужно насытить.
Прежде чем я успеваю опомниться, Данте поднимает меня на ноги за руки и с силой прижимает к ближайшей стене. Мое избитое тело взрывается от боли, когда он обрушивает свои губы на мои, но ноющая боль между ног вытесняет все это.
— Прекрасна, — стонет он мне в рот, задирая то, что осталось от моего платья, до бедер. — Так чертовски прекрасна.
Я хнычу от того удовольствия, которое испытываю от его гордости, и мы тремся друг о друга, как дикие животные, оставляя пятна крови по всей стене и наслаждаясь хаосом, который мы сами создали.