Сердца первое волнение
Шрифт:
— Ах… как хорошо! — сказала она и услышала, как застучало ее сердце… И тут она окончательно решила: «Спрошу!»
Маргарита Михайловна вошла уже одетая в новое платье. Надя кинулась к ней.
— Маргарита Михайловна, ну, я дурочка… и все такое… Маргарита Михайловна, вы… только не сердитесь… Вы — любили?
Учительница растерялась. Ей задала такой вопрос ученица, семнадцатилетняя девочка. Как она смела? Бежали секунды, а она все молчала, не зная, что делать. Впрочем, разве не ясно, что нельзя об этом говорить со своей воспитанницей? Но Надя смотрела так пристально, с такой верой… И юная учительница
— Да, Надя… любила…
И опустила голову.
— Ну, и что же? Это — хорошо? Вы и теперь любите его?
— Нет, — неожиданно и для самой себя и для Нади твердо сказала Маргарита Михайловна. — Все прошло, забывается…
Она обняла девушку и, поглаживая легкими, бережными прикосновениями руки голову Нади, повторила:
— Нет… Это было год назад, в институте. Я встретила человека, который показался мне лучшим из всех, кого я знала до этого. Интерес к искусству, понимание музыки, которую я очень люблю, безупречно правильные суждения о людях, о дружбе, такт, сдержанность — все это нравилось мне. Мы сблизились. И тогда я увидела, что все это, вот то, что привлекло меня, — все это поза, напускное, маска. Оказалось, за внешним лоском скрывалось холодное сердце.
Маргарита Михайловна умолкла, машинально поправила волосы и, помолчав, продолжала:
— Мне было больно; я говорила, убеждала, чтобы он стал другим. Он слушал, иногда соглашался, обещал… — Маргарита Михайловна грустно улыбнулась. — Но… как это поется? «Каким ты был…» Таким он и остался… Однажды он сказал мне: «Ты много воображаешь…» — и хлопнул дверью. Вот и все…
«Бедная Маргарита Михайловна!» — с искренним участием думала Надя, готовая сделать все, чтобы только она, Маргарита Михайловна, была счастлива.
— И дальше, дальше? Что же дальше?
— Дальше… ничего. Подруги советовали мне пойти помириться, уступить. Я не могла сделать этого, Надя, понимаешь — не могла. На своей печальной любви я многому научилась. Я узнала, что ни на какой компромисс мое сердце не согласится… Я могу быть счастлива только тогда, когда… когда счастье будет полным, — понимаешь?
— Милая, милая Маргарита Михайловна! — прижалась Надя к учительнице. — А вы верите в счастье?
— Не верила… долго… а теперь, кажется, начинаю верить… Ах, что это я… говорю такие вещи!
— Ничего, ничего, Маргарита Михайловна! — Вы покажите мне и Анчеру его. Мы ему прямо скажем, что он низкий, гадкий человек. Недостойный вас!
— Глупенькая! Зачем это…
— А вот у нас с Анатолием никогда этого не будет, никогда! — пылко заговорила Надя. — Правда ведь, Маргарита Михайловна? Он хороший, да? А впрочем… — Лицо девушки вдруг стало очень огорченным.
— Ведь у нас… у нас же только дружба…
Это было сказано с таким сожалением, с такими слезами в голосе, что Маргарита Михайловна невольно рассмеялась, тепло и ласково.
Они оделись и пошли во Дворец.
На концерт пришли почти все десятиклассники.
До начала и в перерывы Маргарита Михайловна рассказывала о композиторах, о том, как нужно понимать ту или другую вещь. После разговора с Надей, в шумном кругу своих воспитанников, она уже начала успокаиваться и говорила о музыке охотно, с увлечением. По одну сторону от нее сидели Надя и Анатолий, по другую — Клара Зондеева. Клара была весела, но печать обычной серьезности не сходила с ее лица даже на концерте. Музыка не очень трогала Клару, но ей очень хотелось бы говорить о ней так, как говорит Маргарита Михайловна, чтобы и Анатолий Черемисин, сказавший когда-то, что она, кроме учебных предметов, ничего не знает, и Надя, и все так же слушали ее и восхищались ею.
Оркестр исполнял «Вальс-фантазию» Глинки.
Надя сначала слушала рассеянно, все еще переживая то, что рассказала ей Маргарита Михайловна. Но юность недолго задумывается над своими и чужими печалями. Вдохновенная, красочная, полная светлых чувств музыка захватывала ее все больше и больше. Наде было необыкновенно хорошо и оттого, что музыка рассказывала о чем-то чистом и нежном, и оттого, что рядом был он, Анатолий. Все, все будет хорошо! — говорила музыка. Наклонясь немного к нему, она рассказала, как ждала его, а пришла соседка за дрожжами.
— Это в субботу было? — спросил он. — В тот вечер я бродил по городу и думал…
— О ком?
— О ком… Об одной девушке….
— Правда?
У Нади счастливо заблестели глаза. Она поняла, о какой девушке он думал.
— Слушай, слушай музыку, — сказала она, принимая важный вид, чтобы никто не догадался, почему она такая счастливая.
А в оркестре, переплетаясь со светлой и нежной мелодией, уже звучала другая — грустная, раздумчивая. Но светлая становилась все сильнее и ярче, побеждала ту — грустную, протяжную. И Надя думала: «Вот эта — печальная — это о Маргарите Михайловне, а эта — лучистая — обо мне, о нас… У нас ничего такого не будет. Все, все будет хорошо!»
Стихийное бедствие
— Садитесь, Черемисин. Вы хорошо знаете урок. Предыдущий ваш ответ был на троечку, а сейчас ставлю вам 5.
Черемисин идет на свое место, приглаживая на ходу рассыпавшиеся волосы. Он видит, как ему улыбаются синие глаза, видит, как она одной рукой жмет другую свою руку, показывая, что пожимает его руку. Он счастлив.
За лабораторным столом (дело происходит в физическом кабинете) уже отвечает урок Степан Холмогоров; Таисия Александровна, учительница физики, попросила его рассказать один из разделов за девятый класс — о центробежных механизмах, заданный в качестве повторения. Не спеша, как бы взвешивая каждое слово, Степан говорил своим крепнущим тенорком:
— Центробежные механизмы — это такие механизмы, работа которых основана на явлениях, наблюдаемых при движении тела по окружности. На этом принципе основано действие центробежного насоса… У нас на заводе есть сушильная машина…
— А вы откуда знаете?
— Отец показывал. Летом он водил меня по цеху целый день.
— Вы что же, интересуетесь заводом?
— Да.
— Хорошо. Продолжайте…
Анатолий слушал Степана с особенным интересом, хотя только что сам говорил это же. У Степана все получалось как-то крепче, четче; поражала собранность мысли, ясность выражений. А пример с сушильной машиной — здорово хорошо получился, к месту, удачно!