Сердце Альтиндора. Дилогия
Шрифт:
Люди здесь определенно когда-то обитали. Правда, это было давно, если судить по занесенным песком руинам, на которые я набрел. Трудно сказать, как выглядел город до того, как его поглотила пустыня. Определенно не царство стекла и бетона. Дома были сложены из обычных на вид керамических кирпичей, теперь уже обглоданных временем и ветрами. Над поверхностью торчали лишь обломки стен верхних этажей — от крыш не осталось и следа. О высоте строений можно было только догадываться. Лишь в одном я не соменвался: это был большой город. Я шел через руины второй день, но им не было конца. Иногда стены расступались, и я гадал, что находится подо мной: низкие постройки? площадь? парк? лужайка?
Теперь уже вряд ли удастся найти ответ на этот вопрос…
Так или иначе, двигаться через руины было легче, чем плестись по пустынной местности. Под стенами можно было укрыться от солнца во время привала. Да и ночевать гораздо приятнее среди стен, нежели на открытой всем ветрам местности. Кстати, ночи здесь были прохладными. Песок, раскаленный под солнцем, ночью остывал настолько, что от прикосновения мерзли пальцы.
Пару часов назад сканер Проводника приобрел уже знакомый насыщенный цвет, и частое мигание больше походило на ровное свечение. Я с минуты на минуту ожидал обнаружения Пробоя, но то, что я увидел, превзошло все мои ожидания.
Возвышаясь над местностью гранитным монолитом, между барханов стояла изогнутая дугой стена, слегка занесенная песком. Ее внутреннюю поверхность покрывала сеть каких-то знаков и геометрических фигур, похожих на иероглифы. Перед стеной торчал то ли обломок колонны, то ли какой-то постамент — не понять издалека.
Я решил подойти ближе. Тем более что именно в этом направлении указывал сканер.
Стена достигала трех метров в высоту — и это только та ее часть, что торчала над песком, — и метров десяти-двенадцати в длину. Постамент — теперь я был в этом уверен — отмечал центр воображаемого круга, частью которого была гранитная дуга. На его вершине имелась фигурная выемка глубиной сантиметров пять. Внутренний голос — или Анализатор — подсказывал мне, что она не всегда пустовала. Но заполнявший ее предмет куда-то исчез. А еще я точно знал, что вижу перед собой не что иное, как портал, активировав который я смогу попасть в соседний мир, сэкономив последний заряд Проводника.
Только как его активировать? Может быть, иероглифы представляют собой инструкцию по эксплуатации портала?
Скользя взглядом по стене, я намеренно задерживался на каждом из глифов в надежде, что Анализатор выдаст подсказку, а то и вовсе позволит прочитать оставленное древними послание. Но из этой затеи ничего не вышло. Возможно, Анализатору понадобится некоторое время, чтобы расшифровать замысловатую письменность. Если недолго, я готов был потерпеть — заряд Проводника мог мне еще пригодиться…
Позади меня зашуршал песок, а в следующий момент на стену упала длинная изогнутая тень, покачивающаяся из стороны в сторону. Я обернулся медленно, подозревая, что то, что я сейчас увижу, вряд ли мне понравится.
Это была гигантская многоножка. Даже когда она возвышалась надо мной на пять метров, я подозревал, что большая часть ее тела находится под песком. У многоножки была круглая голова с крупными острыми жвалами и трем рогами — один во лбу и два по бокам, — сегментированное тело с множеством длинных лапок, каждая из которых оканчивалась изогнутым когтем, я бы не смог обхватить при всем моем желании. Она нависала надо мной, медленно покачиваясь из стороны в сторону, и внимательно рассматривала меня своими фасеточными глазами на предмет пригодности в пищу.
Честно сказать, я уже и не надеялся встретить в этом мире хотя бы какое-нибудь живое существо. За все время пути мне не повстречалось ни насекомых, ни птиц, ни, тем более, крупных животных. Мир казался полностью вымершим. И если на первых порах я держал винтовку в руках, а потом повесил на грудь, то теперь она болталась за спиной и стояла на предохранителе.
Еще один минус: я находился у стены, отрезавшей мне путь к отступлению, а передо мной торчала многоножка, перекрывая иные направления для бегства.
Глядя на мягкое, податливое на вид тело противницы, я решил, что пистолета с нее будет достаточно, осторожно, не делая резких движений, потянулся к поясу и опустил ладонь на разогретую на солнце рукоять. Многоножка никак не отреагировала на мое поползновение. Но стоило мне вытащить оружие, как тварь качнулась назад, а потом резко боднула меня рогами. Я успел отпрыгнуть в сторону, одновременно с этим снимая пистолет с предохранителя, и едва коснувшись спиной песка, отправил в противницу один за другим шесть энергетических зарядов, четыре из которых смачно пронзили ее тело. Вопреки ожиданиям, не брызнула кровь — или что там у нее было, — многоножка не заверещала, не забилась в предсмертной агонии. И, что хуже всего, раны тут же затянулись, словно тварь была резиновая.
Не знаю, почувствовала ли она боль, но моя агрессивность не оставила ее равнодушной. Продолжая пригибаться к земле, она вильнула телом, пройдя надо мной в считанных сантиметрах. Несколько лапок скользнули по груди когтями, оставив на нагруднике глубокие царапины, покрытые какой-то слизью. Попав на кожу доспеха, она запузырилась, зашипела, быстро разъедая прочный материал.
Кислота…
Многоножка не дала мне опомниться, снова изогнулась и вонзила рога в песок, на котором я только что лежал. Я же успел перекатится в сторону и вскочить на ноги.
Если бы не «камни крови», откликнувшиеся на повреждения мгновенной регенерацией кожи, кислота быстро бы добралась до моего тела. Но они гасли один за другим, исчерпав свой заряд, а слизь продолжала свое черное дело, разъедая уникальный доспех. Еще немного и…
Матеря многоножку последними словами, я вынужден был сорвать с себя панцирь — благо он не был застегнут, — скинув его на песок.
Мерзкая тварь!!!
Она оставила меня без защиты. Панцирь уже не раз спасал мне жизнь. А теперь…
Я выпустил в многоножку все оставшиеся заряды, покрывшие ее тело десятком аккуратных отверстий, которые… тут же затянулись. И бросил прощальный взгляд на свой доспех.
Когда погас последний «Камень», кожа начала стремительно съеживаться и чернеть, пока мой роскошный доспех не превратился в спекшееся скукоженное нечто, лежащее на песке, оплавленном кислотой до стеклообразного состояния.
Сволочь!!!
Я выхватил из кармашка на поясе Иглу «Заморозки» и, сломав ее, бросил в чудовище. Да, альтиндорская магия действовала в этом мире исправно. Едва коснувшись тела многоножки, заклятие превратило ее в ледяной столб.