Сердце Аримана
Шрифт:
– Эй, мешок с дерьмом!
– возмущенно выкрикнули из толпы.
– Поторопись! Король скоро допьет первую чашу!
– Закрой свою гадючью пасть, - важно произнес Амиталий, не оглянувшись.
– Так вот, мой господин, я продолжаю. Дай мне в руки лозу и десять золотых, и я найду тебе все, что пожелаешь! Воду, рудные жилы, золото, серебро либо место, где пролилась кровь невинного или виноватого! Только скажи, что тебе нужно! А еще я умею…
– Хватит, - буркнул Конан.
– Следущий!
Оттолкнув Амиталия, перед ним возник кругленький розовый человечек в синем халате, расшитом звездами. Он дважды подпрыгнул на месте, крутанулся, взвивая полы своего одеяния, и зачастил:
– Я Хайрум, повелитель, Хайрум из Шамара! Звездочет, способный узреть и провидеть волю небес! Мной восторгались в землях Турана и Бритунии, Кешана и Пунта, Заморы и Зингары! Черные дикари Зембабве носили меня на руках и со слезами умоляли не покидать их; иранистанские девушки днями стояли у моих дверей, ожидая, когда я дарую им утешение. О, владыка, если тебе что-то нужно, прикажи! Прикажи, и я сделаю все! Все, что в моих скромных силах! Без всякой благодарности! Мне надо лишь немного золота для опытов - два-три кошеля величиной с баранью голову, больше я не попрошу…
– Вперед ничего не получишь, - хмуро отозвался Конан.
– Сделаешь дело, тогда и поглядим… Следующий!
– Я Маим, владыка…
– Верилий из Таурана…
– Сулен, мой повелитель…
– Иафан по прозвищу Кровавая Пятка…
– Адигус, мой господин…
– Елига Желтый Змей…
В ушах Конана звенели имена и прозвища, а лица слились в одно - в одну мерзкую рожу, перед коей маячила ладонь с жадно растопыренными пальцами, просившими, требовавшими, молившими - дай… дай… дай… Увы, пока среди этого сброда он не увидел ничего стоящего, никого, кому бы стоило дать потертую медную монету, не говоря уж о кошелях с золотом величиной с голову барана. Даже великий Кабелин, стоявший с обиженно поджатыми губами, не произвел на короля впечатления. Про себя он давно уже решил, что предоставит кое-кому возможность показать себя в деле, но сильно сомневался, что кто-нибудь из этой братии отыщет драгоценный талисман. Похоже, все эти колдуны, звездочеты, знахари и чернокнижники были жульем - таким же жульем, как те ублюдки, что лечили несчастного мальчишку, сына ювелира Фарнана.
Король допил последние капли вина и поднял руку, повелев очередному колдуну заткнуться; трое оставшихся замерли, в ужасе взирая на молчаливого мастера Хриса, игравшего веревкой. Конан, будто позабыв про обещанную кару, сказал:
– Теперь глядите меня, блевотина Нергала! Я постараюсь забыть тот бред, что выслушал сегодня, и даже вознагражу достойных за их умение и усердие. Мне надо, чтоб вы пошастали по дворцовым залам, в саду и у садовых стен, поискали со всем тщанием, поразнюхали там и тут - не запрятано ли где ядовитое зелье, не скрыто ли в тайном месте нечто магическое, не заметны ли следы колдовства или чего-то необычного, что простым глазом не различишь. А ночные мастера, умельцы кидать ножики, пусть скажут о тех же вещах, если слышали чего и есть им о чем сказать. Каждого я награжу по заслугам: одному достанется золото, другому - мое королевское прощение за вины и грехи, а самому удачливому - и то, и другое. Ну, а не найдете ничего, разговор будет иной. Паллантид!
– Слушаю, мой повелитель!
– Как думаешь, украсят ли ворота Тарантии головы этих красавцев? Мошенников, что дурачат своего короля?
– Нет, государь. Больно уж неприглядны и страхолюдны… Верблюды шарахаться станут! Лучше сгноить их всех в Железной Башне.
– Быть по сему!
– Конан кивнул мастеру Хрису и рявкнул колдунам: - Ну, что вы медлите? Солнце скоро сядет! Отправляйтесь во дворец!
Давясь и толкаясь, пестрая толпа высыпала из сарая и ринулась к дворцовым стенам. Конан переглянулся Паллантидом.
– Пустая затея, сдается мне… Им не найти даже кусок ослиного дерьма на базаре.
– Может, что и получится, - неуверенно пробормотал капитан Черных Драконов.
– Подождем, мой государь, посмотрим… К тому же, у нас есть еще тот искусник, про которого говорил Хашами Хат.
– К нему я наведаюсь утром, - произнес Конан, вставая.
Паллантид невольно отметил, как изменился за минувший день владыка: широкие плечи будто бы сгорбились, лицо помрачнело, морщины прорезали широкий лоб. Король перехватил этот взгляд, посмотрел на своего рыцаря полными тоски глазами, криво ухмыльнулся и вышел вон.
Дворец гудел, словно улей, переполненный пчелами - или, верней, трутнями, от коих не стоило ждать ни меда, ни воска. Маги расползлись по лестницам и коридорам, по роскошным парадным залам и темным кладовым, по кухням и конюшням, по саду, казармам стражи и флигелю, где находились посольские покои. Они совали свои любопытные носы во все двери и щели, приставали с вопросами к прислуге, особенно выделяя молоденьких и хорошеньких девушек; поначалу и встречались среди них и бандиты, решившие попользоваться милостивым приглашением короля. Эти, под шумок, уже начали тащить все, что попадалось под руку, но тут бдительные стражи уличили их, тотчас же согнали во двор, пересчитали, всыпали, не жалея, плетей и выбросили за ворота.
Что касается колдунов, то те старались во всю: кто грозил магическим посохом, кто размахивал зачарованной лозой, кто драл волосы из бороды, тряс полами одежд и бормотал жуткие заклятья. Широким величественным шагом мерил дворцовые переходы Кабелин. На лице его была написана отрешенность от мира живых; то и дело маг останавливался, испускал тяжелый вздох, похожий на стон призрака, затем оглушительно сморкался, обтирал пальцы о край своего плаща и шествовал дальше. О Кабелине дворцовая прислуга была понаслышана и теперь взирала на него с любопытством и опаской. Его манипуляции с чиханьем и плащом тут же обросли слухами и истолковывались как некое магическое действо, призванное отогнать всех злобных демонов - а, может, и призвать их на помощь. Спрашивать самого Кабелина об этих тонкостях никто не решался, и тот бродил по дворцу до поздней ночи, пока Паллантид, уверившись в бесполезности розысков, не препроводил его в руки мастера Хриса и его подручных.
Амиталий, виляя задом как собака хвостом, разгуливал по дворцу подобно тени с Серых Равнин. Глаза так и сверкали на его бледном мрачном лице; магическая лоза упруго подрагивала в руках, тонкие губы кривились в ухмылке. Прислуга шарахалась от него, как от смрадной гиены, а знахарь заигрывал с юными пажами, с учеником садовника и с самим садовником, с охраной, где были рослые и красивые парни, и даже с Альбаном, от такой наглости потерявшим дар речи. Это позволило Амиталию смыться в темный проход и продолжать свои поиски. Интересовался он только юношами, а на пригожих девушек и женщин, коих во дворце было с избытком, смотрел с отвращением. Они, само собой, этого не заслужили, но природа Амиталия не предполагала раздвоенности; человек он был цельный, прямой, искавший сочувствия и понимания лишь среди сильного пола. В конце концов он его нашел - в опытных руках мастера Хриса.
Хайрум, звездочет и провидец из Шамара, мячиком катался по дворцовым коридорам. Его неугомонный нрав быстро утомил прислугу, но обаятельная улыбка, с которой он выпрашивал у всех пару золотых на пропитание и астрологические опыты, умиляла - и сердобольные люди подавали Хайруму где медную монету, где кусок хлеба, где необглоданную до конца кость или глоток вчерашнего пива. Но бесплодные его поиски завершились там же, где и у всех остальных искусников и умельцев - в фургоне с плотным полотняным тентом, на козлах которого восседал мастер Хрис. И когда над крышами Тарантии взошел острый серп полумесяца, эта переполненная повозка двинулась по притихшим улицам и площадям прямо к Железной Башне.