Сердце Аримана
Шрифт:
– Откуда ты это взял?
– обглодав кость, Конан бросил ее на блюдо.
– Люди говорят… И потом, позавчера собрали в твой дворец всех магов, колдунов да тех искусников, что шарят по чужим кошелькам. Маги сгинули, и никто о них не пожалеет, а искусники вышли назад и поползли от них всякие слухи…
– Жаль!
– сказал Конан.
– Жаль, не подрезал я им длинных языков!
В кабаке зашумели.
– Помилуй, владыка!
– слышалось со всех сторон.
– Помилуй и поведай, благополучен ли ты!
– И твоя прекрасная королева!
– И наш принц!
– Не сотворили ли вам чужеземцы какого зла?
– Гнать их! Гнать - и все тут!
– Все они злодеи, поклонники Сета и Нергала!
– Пусть поразит
– Ну-ка, тихо!
– гаркнул Конан.
Шум утих, но глаза, в которых король видел и вопрос, и упрек, продолжали смотреть на него отовсюду. Конан встал, перевернул пустой кувшин и стукнул по дну его кулаком, расколов на три части. Затем он обвел взглядом кабак и собравшийся в нем народ, и, глубоко вздохнув, пробурчал:
– Кром! Ничего не случилось. Видите, я силен и благополучен, а значит, сильна и благополучна наша держава. А кто думает по-иному, того я прикажу повесить вниз головой на городских стенах. Прочие же могут жить спокойно. Так и живите! Ешьте, пейте, веселитесь и не забывайте платить положенного в королевскую казну! А что касается чужеземцев, так с ними я сам разберусь. Быстро и справедливо! Все, злоумышлявшие против меня, уже в Железной Башне, и кишки их наматыватся на клещи палача.
Он сел; облегченный вздох пронесся под низкими закопчеными сводами. Какое-то время люди обсуждали королевские речи, делились сплетнями да слухами, потом разговоры их незаметно перетекли к обычным делам - о видах на урожай, о ценах на рыбу, вино и хлеб, о том, что перед грядущей войной с южными соседями вздорожали все товары из кожи и железа, а доброго коня теперь и днем с огнем не сыщешь. Конан снова взялся за баранью ногу и, вгрызаясь в нее, понял вдруг, что не хочет больше ни есть, ни пить. Нет, пить он, пожалуй, все-таки хотел, и потому взглядом показал Жакону на кружку. Опрокинув ее в горло, он положил на стол серебряную монету и поднялся.
– Государь, - робко молвил паренек, сидевший за столом у самого входа, - скоро праздник в честь светлого Митры, день осеннего солнцестояния… Ты покажешь нам талисман? Увидим ли мы Сердце бога?
– Нет. Меня не будет в Тарантии.
– Но, быть может, милостивая королева…
– Ее тоже не будет, - сказал Конан и быстрым шагом вышел из дверей "Храброго щитоносца".
Ему потребовалось не слишком много времени, чтоб миновать лабиринт извилистых улочек и добраться до нужного места. Перед ним была дверь - совсем неприметная, выходившая в столь же неприметный закоулок, каких в Тарантии насчитывалось сотня или две. Ну, а если говорить о таких неприметных дверях, то их, вероятно, оказалось бы не меньше десяти или пятнадцати тысяч.
Но эта дверь была особой, и Конан, застывший у ее порога, почувствовал, как на него нахлынули воспоминания. О Валерии, последнем из претендентов на аквилонский трон, о чужеземном воинстве, подло занявшем Тарантию, о немедийцах и баронах-предателях, что преследовали его по пятам; о светозарном камне, могущественном талисмане, который он снова выпустил из рук… Но тогда, восемь лет назад, он еще не знал и ведал о божественном Сердце; тогда он, отчаявшийся король-изгнанник, уже готовился к последней смертельной схватке. Но помощь подоспела вовремя: какие-то таинственные люди, облаченные в плащи с глухими капюшонами, привели его сюда, к дверям, что вели в подземелье и в тайное святилище Асуры.
И сейчас, стоя у этой же двери, он медлил. Здесь ли Хадрат, верховный жрец, один из немногих магов, на которых он мог положиться? Захочет ли он помочь? И сумеет ли? Королева считала это бесспорным, ибо, чистая душой, не сомневалась в верности и преданности Хадрата. Но Конан помнил, что со дня последней встречи с жрецом Асуры протекло изрядное время, и все могло перемениться. Если не сам Хадрат, так его тайное убежище.
Тряхнув головой, он отогнал ненужные страхи и сомнения; затем постучался - трижды, чтоб показать, что перед дверью стоит не случайный человек.
Его как будто ждали. Спустя мгновение дверь приоткрылась - ровно настолько, чтобы король смог протиснуться внутрь - и быстро захлопнулась за его спиной. Лязгнули засовы, чья-то мягкая холодная рука легонько тронула его запястье, то ли знакомясь, то ли узнавая… Конан крепко схватил эту руку, сжал ее и негромким шепотом произнес:
– Почтенный Хадрат, жрец Асуры, здесь? Я хочу его видеть.
В ответ послышалось что-то похожее на шелест осенних листьев; затем тонкие холодные пальцы обхватили запястья короля, потянув его за собой. На лестнице царил полумрак, но с каждым шагом Конан узнавал эти стены, сложенные из едва отесаных каменных глыб, эти пологие щербатые ступеньки и тоннель, что тянулся за ними. За миг до появления тускло освещенного факелами прохода, ведущего в лабиринт, он уже припомнил то, что находилось дальше - путаницу коридоров и узкие щели в стенах, бесчисленные тупики, подземные галереи, уходившие, казалось, в никуда… У входа в лабиринт привратник отпустил его руку, оглянулся, словно желая успокоить короля, и быстро прошел вперед. На длинной тощей его фигуре плащ болтался, как на древке копья, полы путались в ногах, но жрецу это вроде бы ничуть не мешало. Конан следовал за ним столь же уверенным и быстрым шагом, с любопытством оглядываясь, хмуря брови и припоминая.
Жрецы Асуры обладали удивительным искусством скрывать свои святыни. Культ Митры, солнечного божества, был главенствующим во всех хайборийских землях, и во многих из них поклонение Асуре существовало вопреки официальному запрету и всеобщей неприязни. В свое время Конан слышал немало жутких историй о тайных храмах, где густой дым день и ночь возносится над алтарями и где похищенных людей приносят в жертву огромному змею; а то, что оставалось от трапезы священного гада, якобы пожирали людоеды-жрецы. Самые ярые сторонники Митры клялись, что этот мерзкий культ пришел их Стигии, и что Асура не что иное, как воплощение Сета, древнего Змея Вечной Ночи, явившегося соблазнить и сгубить солнцепоклонников-хайборийцев. Но все это являлось лишь суеверием, ложью и предрассудками. Предки племен, чтивших Асуру, пришли не из Стигии, а из Вендии, лежавшей за морем Вилайет и голубыми Гимелианскими горами; они были детьми Востока, а не Юга. Познания их были загадочны и огромны; к тому же у адептов Асуры имелись свои тайные способы добывать истину - не менее надежные и быстрые, чем у шемита Сирама.
Лабиринт кончился, и теперь король стоял в преддверии огромного зала, ярко освещенного бронзовыми светильниками; большую часть мраморных стен скрывали завесы из черного шелка, а мозаичный пол был устлан толстыми мягкими коврами. Здесь, восемь лет назад, ему впервые довелось увидеть лик Хадрата, жреца Асуры. Хадрату и его единоверцам было за что благодарить аквилонского владыку, защитившего их от преследований жрецов Митры и ярости подстрекаемого ими простонародья. Конан полагал, что для верящих в Асуру этот бог ничем не хуже Митры или Крома, и под властной его рукой потомки вендийских переселенцев чувствовали себя в Аквилонии спокойно.
Но помнил ли Хадрат о том давнем благодеянии?
Помнил!
– Рад лицезреть тебя в добром здравии, государь!
– на бледном и суровом лице жреца промелькнуло подобие улыбки. Затем он низко склонился перед Конаном и почтительным жестом указал на сиденье из слоновой кости. Король хмыкнул, вспоминая и этот задрапированный черным зал, и резное сиденье, и самого Хадрата, который вроде бы ничуть не изменился: даже морщин не прибавилось на его чистом, с правильными чертами, лице. Воистину говорят, что век магов долог, а плоть их не подвержена бегу столетий!