Сердце Аримана
Шрифт:
Альбан постучал снова. Кхитаец опять-таки не отозвался, и тогда десятник, сняв с пояса кольцо с ключами, выбрал нужный, сунул его в затворную щель и попытался провернуть. Безуспешно! Похоже, дверь была закрыта на внутренний засов или подперта чем-то тяжелым.
Некоторое время Альбан пребывал в оцепенении, лихорадочно соображая, не отправиться ли в сад, не опробовать ли выходившие туда двери, и не забраться ли в окна. Но время торопило его, так как кхитайца полагалось отправить на допрос еще до вечера, а приказов короля и своих командиров Альбан нарушать не привык. И потому, кивнув воинам, распорядился:
– Ломайте дверь, бездельники! И вперед, во имя Митры и нашего короля!
Дверь рухнула под дружным напором сапог, кулаков и плеч в стальных панцирях; Альбан ринулся внутрь, за ним - трое солдат с веревками и двое с мешком. В комнате царил полумрак, ибо плотные шторы на окнах были задернуты, и десятнику Черных Драконов не сразу удалось разглядеть ковер в темных пятнах и валявшийся на нем бесформенный обрубок. Он споткнулся обо что-то мягкое и, выхватив меч, крикнул солдатам:
– Занавеси, парни! Сорвите занавеси!
Когда его приказ был исполнен, Альбан замер, выпучив глаза, а потом медленно вложил клинок в ножны. Тут не с кем было сражаться, некого вязать и прятать в мешок; мешок пригодился бы лишь затем, чтоб дотащить мертвеца к погребальному костру, собрав разбросанные тут и там останки.
Во многих битвах участвовал Альбан, славный воин и бывший лицедей, и довелось ему повидать всякого - как на театральных подмостках, так и в походах, битвах, стычках, атаках и отступлениях. Но зрелища, подобного этому, он не видел никогда! И никогда не дышал подобным смрадом! Весь покой, довольно просторный, был залит кровью; темные пятна крови на ковре, на полу и на стенах, на развернутых свитках, испещренных причудливыми иероглифами, на занавесях, мебели и покрывале, валявшемся около ложа. Рядом, между кроватью и окном, лежал синий витой шнур с разомкнутыми концами - словно некая ограда, крепостная стена, рухнувшая под напором неведомой силы. Внутри обозначенного шнуром пространства находилась жаровня; над ней еще курился сизый дымок, и странные ароматы, смешиваясь с отвратительной вонью, щекотали ноздри. Кровь также была свежей, будто выпустили ее не раньше обеденного времени; только пятна на ковре начали уже буреть и подсыхать.
Что касается самого кхитайца, то он был не просто покойником, а трижды мертвецом. Альбан, ворочая головой, быстро произвел подсчеты, установив, что Минь Сао расчленили на шесть частей; тело его валялось у десятника под ногами, а конечности, вырванные с невероятной мощью, были разбросаны по всей комнате. Голова с закрытыми глазами и вываленным наружу языком обнаружилась под жаровней; рядом алела лужица крови, вытекшей из шейных жил.
– Великий Митра! Ну и вонища!
– с ужасом пробормотал один из гвардейцев.
– Тигр, что ли, на него набросился?
– сказал другой.
– Не тигр, - возразил третий.
– Руки-то, гляди, не перекушены! Вырваны! И ноги тоже! И голова! От звериных клыков другие отметины!
– Зато есть след когтей, - воин, державший мешок, кивнул на останки кхитайца. Тут Альбан разглядел, что халат Минь Сао был распорот на полосы, словно провели по нему огромной когтистой лапой. Грудь и бок тоже были расцарапаны, с такой силой и так глубоко, что обломки ребер торчали наружу; любой из этих ран хватило бы, чтоб отправить человека на Серые Равнины.
Гвардейцы озирались вокруг, тяжело дыша и сжимая рукояти мечей, поглядывая то на своего начальника, застывшего посреди ковра, то на синий шнур и жаровню, то на бренные останки кхитайца, разбросанные по комнате. Наконец кто-то из них пробормотал:
– Мерзкое и гнусное дело! Дело не для воинов, а для жрецов пресветлого Митры! Не иначе, как тут повеселился сам Нергал!
Альбан очнулся и переступил с ноги на ногу.
– Вот что, парни, - произнес он.
– Ты, Сайкар, вместе с Триатом, стереги дверь; остальные пусть встанут к окнам. Мечи наголо, никого не пускать, глядеть в оба!
– А ты куда, десятник?
– спросил Сайкар.
– Я - за королем! Пусть сам понюхает, поглядит и решит, для воинов это дело или для жрецов…
В последний раз оглядев покои кхитайца, Альбан выскочил в коридор.
Глава 8. Жрец Асуры
Перед тем, как войти в оружейную и сесть в кресло, Конан оглядел свои сапоги и полы туники; не хотелось пачкать в своем любимом покое кровью. Особенно кровью колдуна!
Теперь он не сомневался, что покойный Минь Сао принадлежал к Алому Кольцу и прибыл в Аквилонию не только лишь затем, чтобы донести слова приязни от кхитайского владыки его далекому западному соседу. Послы, даже самые ученые, не жгут таинственных трав в центре магического круга, не читают заклятий из непонятных книг и, как правило, умирают в собственной постели. В дальних странствиях приходится им, конечно, иметь дело с разбойниками, пиратами и диким зверьем, но любой большой город вроде Тарантии обеспечивает им покой и безопасность. Разумеется, если посол - нормальный человек и не ищет беды на свою голову.
Кхитайца, судя по всему, нельзя было считать нормальным, а это значило, что вокруг похищенного талисмана плетутся не простые интриги, а волшебные сети. Сможет ли Сирам разобраться с ними? Под силу ли ему такое? Ведь он не маг, не колдун… А с чародеем дело должен иметь чародей… Во всяком случае, теперь помощь чародея будет не лишней…
В дверь осторожно постучали, затем на пороге тенью возник Паллантид; сапоги и плащ его были покрыты пылью. Неслышными шагами он приблизился к королю и замер, ожидая приказа говорить.
Конан, вытянув ноги, сидел у окна, уставившись в одну точку. Синие глаза его за последние дни словно бы потускнели; две глубокие морщины прорезали лоб, а давние шрамы на смуглом лице налились кровью и выделялись теперь особенно четко. Тревожен владыка, с тоской подумал Паллантид, видя, что король не смотрит на него. Прежде, бывало, лишь появишься на пороге, как уже слышно рычанье: "Ну, Паллантид? Что скажешь, старый пес?" А сейчас…
– Ну, Паллантид? Что скажешь, старый пес?
– не оборачиваясь и не отрывая глаз от окна, произнес Конан.
Капитан Черных Драконов вздрогнул, затем, сделав шаг в сторону, внимательно всмотрелся в своего повелителя. Да, и глаза потускнели, и морщины прорезали лоб, но твердые губы упрямо сжаты, брови грозно сдвинуты, и плечи такие же мощные и крепкие, как прежде… Паллантид облегченно вздохнул и ухмыльнулся.
– Я отвез Каборру к шемиту. Голым! Ну и зрелище, мой государь!
– Где ты его изловил?
– У третьей заставы, на Южном тракте. Теперь нет сомнений, что он собирался сбежать в Кордаву.