Сердце Дайвера

Найт К. А.

— Тайлер, — шепчу я, задыхаясь, — Я все еще люблю тебя.

— Я знаю, — вздыхает он. — Но я не могу сделать это… — он замолкает, собираясь отвернуться, но я не могу отпустить его. Я не могу.

Я делаю единственное, о чем могу думать — причиняю ему боль. Заставляю его злиться, чтобы он остался, даже если он просто обидит меня в ответ. Это лучше, чем ничего, это лучше, чем быть одинокой.

Его ненависть лучше, чем ничего.

— Ага, ну и пошел ты, Тай, твой брат все равно целовался лучше.

Блять. Как только слова покидают мой рот, я понимаю, что это была ошибка.

Меня колотит от

этого разговора, от эмоций, бурлящих между нами, но я готова причинить боль себе и ему, если это означает, что он останется. Если это означает, что он все еще будет фокусироваться на мне, только чтобы причинить мне боль. Я приму всю его ненависть и боль, потому что я серьезно, — я все еще люблю его, и да, я тоже злюсь. Мне ненавистно, что мы стали такими, но когда он признает, что все кончено, я разрушаю все стены, которые воздвигла за последние несколько лет, и становлюсь просто девочкой, которая любит мальчика.

Ни больше, ни меньше.

Он замирает и разворачивается, его глаза становятся холодными и злыми. Новый Тайлер вернулся в игру. Это уже не тот милый мужчина, который простил меня за то, что я поцеловала его брата.

— Что ты сказала?

Я вздергиваю подбородок и жестоко улыбаюсь ему.

— Я сказала, что твой брат все равно целовался лучше.

Мы оба тяжело дышим и смотрим друг на друга с расстояния в несколько метров. Все годы лжи и сокрытия моих истинных чувств, все дни, когда он скучал по мне, любил меня и, в конце концов, ненавидел, и все новые эмоции, переплетенные со старыми… все это взрывается. В одну секунду мы стоим порознь, а в следующую я уже в его объятиях. Его руки опускаются к моей заднице и притягивают ближе, прямо к его твердому телу, его член прижимается к моему животу. Одна из его рук запутывается в моих волосах, оттягивая назад мою голову, и тогда он приникает своими губами к моим.

Это жесткий, свирепый поцелуй.

Сырой и злой.

На губах, которые я целовала миллион раз, я чувствую разницу. Я чувствую смесь эмоций, которые он скрывает так глубоко, даже от самого себя. Чувствую его тоску, любовь и ненависть. Этот поцелуй наполнен всем тем, что мы не можем сказать друг другу. Он кусает мои губы, несомненно, пуская кровь, и проникает языком в мой рот, доминируя над ним. Я хнычу, и этот звук, кажется, шокирует его. Тайлер отстраняется и отступает назад, его глаза расширены, губы раздвинуты и покраснели, грудь вздымается. Он смотрит на меня с удивлением и голодом, прежде чем скрыть это ледяным взглядом, поворачивается на пятках и выходит из палатки.

Я стою одна, наблюдая за его удаляющейся фигурой, пальцами касаясь своих ушибленных, кровоточащих губ, мои волосы в беспорядке от его рук, а моя киска ноет от вспыхнувшего между нами голода.

Наблюдая за его уходом, я впервые осознаю, что он чувствовал, наблюдая, как ухожу я. Я знаю, от чего я отказалась в тот день, от того, что, как мне кажется, я никогда не смогу вернуть — от него.

Я потеряла Тайлера.

Я потеряла их всех.

Это наконец-то начинает доходить до меня.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ФИН

Тайлер

выбегает из палатки, запустив руки в волосы, его взгляд дикий и потерянный, губы красные и припухшие. Похоже, он наконец-то поддался тем желаниям, которые, как мы все знаем, он все еще испытывает к Пейтон. Это заставляет меня ухмыляться. Я хочу сделать ставку на то, сколько времени пройдет, прежде чем эти двое снова будут вместе. По моему мнению, то, что они ссорятся и срываются друг на друга, — это всего лишь прелюдия, способ показать, как сильно они все еще заботятся друг о друге, хотя и злятся.

Но потом Пейтон выходит из палатки со слезами на глазах, откидывая назад волосы. Она оглядывается вокруг, не встречая ничьего взгляда, а затем ускользает. Я смотрю, как она пробирается через лагерь обратно к ползучей секции, и быстро и ловко пробирается через нее. Никто никуда не должен ходить в одиночку, по крайней мере, такое оправдание я даю себе, следуя за ней.

Я бесшумно пробираюсь через лагерь к входу в маленький туннель, пробираясь на коленях, пока не нахожу ее на другой стороне. Она сидит у входа в камеру водопада, прижавшись к стене, и смотрит на воду. Она выглядит такой маленькой и одинокой, что у меня щемит сердце. Черт, я должен развернуться, но ничего не могу с собой поделать.

Я все еще забочусь о ней. Я даже не ненавижу ее так сильно, как все остальные, потому что я знаю, почему она так поступила. Я знаю, как сильно она ранила себя, когда ушла. Поэтому я подхожу ближе. Я знаю, что она слышит хруст камней под моими ногами, когда слегка сутулится. Она ненавидит выглядеть уязвимой перед людьми, всегда ненавидела. Я думаю, что единственный раз, когда я видел ее плачущей, это когда умер ее отец. Она была разбита, и все наши правила вылетели в окно. Мы спали в большой щенячьей куче. Мы обнимали ее и приводили в чувство, пока она вновь не начала функционировать.

Риггс мыл ей волосы, Тайлер помогал ей принимать душ, а Кален дергал и тянул, пока она не вернулась с грани тьмы. Мы почти потеряли ее, но я никогда не понимал, как сильно меня убьет, когда мы действительно потеряем ее. Но теперь она здесь, она вернулась, и весь тот гнев, который я держал в себе, гнев на себя и на нее за то, что она заставила меня полюбить ее, а потом ушла, — исчез.

Потому что она вернулась.

Если мы упустим этот шанс, она снова исчезнет. Сможем ли мы жить с этим?

Присев рядом с ней, я смотрю на ее залитое слезами лицо и покрасневшие губы. Похоже, она встретила гнев Тайлера, тот самый, который она вызвала в нем, когда ушла. Он был направлен и на меня, конечно, по-другому, но это некрасиво. Он может быть жестоким, когда хочет, используя гнев как механизм, чтобы держать людей на расстоянии, не позволяя людям причинить ему боль.

Она громко фыркает и поворачивает голову, вытирая лицо рукой, подтягивая ноги к груди. Она практически свернулась в клубок, как будто ожидая, что я причиню ей физическую боль. Это заставляет меня злиться на Тайлера. Мы бы никогда так не поступили. Да, он может быть засранцем и устроить ей разнос… Ладно, Кален тоже бывает жестоким ублюдком, но мы бы никогда не причинили ей физическую боль. Никогда.