Сердце дьявола
Шрифт:
– Что с ней? – Голос у Миши стал каменным.
– Ничего страшного. Порезали слегка. Врачи говорят: жить будет. Произнося это, Пилюгин улыбался. Он сыграл как по нотам. И Миша попался. Уже попался.
– Где она?
– Увезли в «Склиф». Я подъеду туда часика через два, когда закончу здесь с формальностями.
– Я тоже должен туда подъехать, – решительно сказал Миша.
– Убедиться, что все в порядке. Может быть, надо заплатить врачам.
– Ты уже подъезжал сегодня на переговорный пункт, – рявкнул Пилюгин, запуская руку под пиджак и механически поглаживая кончиками пальцев ребристую
– Приезжай в «Склиф». Немедленно. Я буду там через… сорок минут. Привезу деньги. Для тебя и для врачей. Пилюгин понимал, самое главное сейчас – не перегнуть палку. Не спугнуть его.
– Миш, ей-Богу, не стоит этого делать, – сказал он. – Деньги ведь можно передать и через кого-нибудь.
– Будь там через сорок минут! – отрубил Миша и повесил трубку. Пилюгин вышел из будки, вдохнул полной грудью, посмотрел, улыбаясь, в небо. Все сошлось. Все просто отлично. Мало того, что ему удастся прикрыть зад, так еще и денег на этом заработает. О таком только мечтать. Капитан вернулся к подъезду, поднялся на третий этаж, предупредил коллег из группы о том, что ему нужно срочно уехать. Сказал сержанту-пэпээсовцу:
– Поехали, отвезешь меня.
– Куда? – поинтересовался тот, без особого энтузиазма поглядывая на заносчивого опера с Петровки.
– В «Склиф». – И добавил увесисто: – Оцепление здесь сейчас на хрен не нужно. Ночь. Все спят. Поехали.
– Что случилось? – спросил кто-то из оперативников.
– Есть информация, что убийца попытается избавиться от последнего свидетеля.
– От девчонки?
– Правильно, – Пилюгин кивнул.
– А сведения надежные? – усомнился собеседник. – Часа же еще не прошло после убийства-то.
– Агентов надо расторопных иметь, – назидательно ответил Пилюгин.
– Может, вызвать парней из группы захвата?
– Пришли к «Склифу» человек пять. И пусть не светятся – встанут где-нибудь в сторонке.
– Хорошо, – кивнул тот.
Волин позвонил дежурному уже из «Волги». Хорошая машина, начальственная. В простых-то телефонов не было. Только в «РАФах», часто использовавшихся в качестве «передвижных кабинетов». Тут уж, хочешь не хочешь, а телефон положен, но обычные легковые автомобили ими не оснащались. Эту «Волгу» группа Волина получила только потому, что «РАФ», разбитый Сашей, ждал ремонта в прокуратурском гараже. Иначе пользоваться бы группе микроавтобусом. Волин связался с прокуратурой. Дежурный, бодро схвативший трубку, узнав, кто звонит, мгновенно скис.
– Что случилось? – спросил Волин, предчувствуя самое худшее.
– Только что сообщили. Зоненфельд погиб в схватке с бандитом.
– Как погиб? Саша резко повернулся к Волину. Спросил одними губами:
– Левка? Лицо Волина окаменело. Он кивнул автоматически.
– Сообщили, вроде Борис Газеев попытался проникнуть в квартиру Газеева-старшего, очевидно, с целью убить эту девушку… Рибанэ, – четко рапортовал дежурный. Он, в общем, не видел большой разницы между Левой и любым другим сотрудником прокуратуры. И, наверное, был прав. Когда погибает человек, это всегда плохо. – Зоненфельд застрелил его, но и сам погиб. Подробности пока не сообщали. Следственная группа еще работает.
– Что с Рибанэ?
– Ранена. Отправили в институт Склифосовского.
– Понятно. Еще сообщения были?
– Звонили с Петровки, насчет материалов дела. Волин посмотрел на часы: начало первого. Все, его время вышло. Саша не вникал во все эти процессуальные хитрости. Он просто достал из кобуры пистолет, передернул затвор. Волин повернулся к шоферу:
– На Сухаревку, к институту Склифосовского. Саша спокойно сунул оружие в карман пальто, поинтересовался без всякого выражения:
– Рибанэ увезли в «Склиф»?
– Да, – кивнул Волин.
– Он нарочно не стал убивать ее в квартире, – продолжал рассуждать вслух оперативник. – Рассчитал, что среди ночи пострадавшего с ножевыми ранениями повезут именно в «Склиф». Таким образом, Рибанэ оказывается в нужной ему точке.
– Видимо, да.
– Этот ублюдок – окончательный психопат, раз решил пожертвовать братом ради своего б…ского плана.
– Да, – согласился Волин.
– Если его арестовать, он рано или поздно выйдет на свободу и вновь примется за свое.
– Наверное. Мы не можем знать этого точно.
– Мне и не нужно знать этого точно. Я не собираюсь проверять. Просто пущу ему пулю в башку. Волин вздохнул, посмотрел на шофера, сказал:
– Ты ничего этого не слышал. Тот кивнул, спросил, неприятно усмехнувшись:
– Чего слышать-то, если вы всю дорогу молчите?
– Ты все правильно понял, старик, – ровно сказал оперативник. – И поднажми, пожалуйста. Как бы нам не опоздать.
Девушка открыла глаза, когда медицинская сестра начала срезать пропитавшуюся кровью водолазку и наложенные бригадой первой помощи бинты. Дернулась, попыталась сесть.
– Тихо, тихо, тихо, – успокаивающе зашептала сестра. – Лежите, лежите. Раненая посмотрела по сторонам. На лице ее отразился испуг.
– Где я? – спросила она шепотом.
– Все в порядке. Вы в больнице. Здесь вас никто не обидит. Девушка, морщась, подняла руку, с изумлением взглянула на плотно перевязанные запястья. Грудь ее тоже оказалась стянута кольцом бинтов.
– Что со мной? Я порезалась?
– Вы ничего не помните?
– Нет. Девушка тряхнула головой, из ее груди вырвался сдавленный стон. Она подняла руку и коснулась пальцами головы. Волосы были обрезаны. Очевидно, это сделали ножом, не особенно заботясь о сохранности кожи.
– Больно? – участливо спросила медсестра.
– Очень, – прошептала девушка. – Что случилось? Меня затянуло в бетономешалку? Медсестра с удивлением посмотрела на нее. Она ожидала чего угодно – плача, стонов, истерики, но только не юмора, пусть даже и «черного».
– Сейчас вам лучше поспать.
– У вас есть зеркало?
– Нет.
– Даже маленького?
– Даже маленького. Маленькое зеркальце у медсестры было, но она не стала давать его девушке, чтобы та не увидела собственного, сплошь покрытого небольшими порезами лица.