Сердце грустного шута
Шрифт:
– Это случилась со мной в первый раз, когда я был маленьким. Мой отец ушел в море, он был рыбаком, – говорил Карлито медленно, с сильным акцентом, но, к Лизиному удивлению, фразы строил правильно и понятно. – По религии, по душе и талантам он был бокором. По профессии – рыбаком. Так вот! Я открыл окно и долго смотрел на цветы, и вдруг они стали превращаться в волны. Я уже видел из окна море, как будто из иллюминатора корабля, я даже ощущал соленые брызги на губах. Бушевала стихия, и маленькая лодка моего отца была скорлупкой в пучине. Сердце мое стучало неистово. Я испугался этого стука и постарался его успокоить. И, по мере того как я его успокаивал, успокаивалось и море. Вскоре я снова увидел цветы и провалился
На вопрос во взоре Лизы он ответил:
– Мы с Терезой здесь хорошо зарабатываем и посылаем деньги семье. А там каждый второй считает себя колдуном. Отец старался дать нам более-менее приличное образование, мы с Терезой много читали, и о магии тоже. Сидели ночами в институтской библиотеке. Но у нас большая семья, и надо ей помогать. На зарплату инженера там родителей, сестер и племянников не поднимешь. А здесь мы получаем во много раз больше. А что, прислуга тоже может себя ощущать по-разному. Мы не видим в этом ничего дурного и сознательно взяли на себя помощь семье. Мы достались Бучино в наследство. Прошлый хозяин умер от старости, его дети продали дом. Он взял нас к себе, еще путешествуя по Доминикане. Мы идеально работаем, выучили язык. Нас даже хотели переманить, но мы решили остаться в этом доме. И как оказалось – не зря. А как видишь ты?
– Я вижу внутри себя. Эти видения похожи на сны, но для меня они более реальны, чем жизнь, происходящая здесь, у меня на глазах.
– Мне не хочется говорить тебе это, но твои сны теперь могут исчезнуть после случившегося.
– Но это невозможно! Как я буду без них жить?
– Ты пойдешь другой дорогой. Подумай о том, что Бог сохранил тебе жизнь. Но для чего?
– Какой другой дорогой? И куда я уже шла?
– Когда ответишь на этот вопрос, сразу и пойдешь. А пока – отдыхай.
– Это была моя воля, мое внутреннее желание жить так, как я жила.
– Фантазии, которые делали тебя свободной, сейчас тебя поработили, связали с людьми, которые никогда не станут свободными, потому что они – рабы власти и денег. Ты на самом деле помогла плохому стать еще хуже. Сейчас тот, кто украл твои цепи, думает, что он нашел игрушку, способную изменить его жизнь.
– Кажется, не только в цепях дело!
– Правильно! Одним и тем же ножом можно убить и можно достать пулю из раны на поле боя и этим спасти жизнь человека. Это знаешь ты, и это знаю я; а тот, кто украл, тот не знает. Вещи служат тому, кто их любит и знает, что они гораздо больше, чем просто вещь.
– Карлито! Но я хочу быть просто самой собой. Во мне обитает некая сущность, которую для чего-то туда поместили. Я живу для нее. Я хотела соединить разорванные звенья времени, вернуть жизнь в те места, где она была и погибла.
– Оживить мертвеца?! По-нашему – зомбировать. Ты как представляла себе это оживление? Надо рождать новое!
– Я думала, что, связавшись с прошлым, с историей места, я обрету внутреннюю гармонию.
– Но ты пошла странным путем, сдав себя и то место людям, прямо скажем, не гармоничным. Мой прадед, увидев однажды пустынное живописное место на берегу океана, своим духом представил там деревеньку. И он создал ее. Там и по сей день живут его потомки. Дух и воля могут сделать все! И главные наши законы – законы природы. Ты связалась с дурным человеком
– Ты прав, Карлито! Ты прав!
– Вот когда ты отпустишь эгоизм, страх и трусость, когда ты помудреешь, ты можешь стать внутренне свободной. Даже без этих своих снов. Только тогда ты поймешь, что тебе нужно по-настоящему делать. Все в тебе есть! А сейчас я перевяжу тебе порезы и намажу нос. Иди к зеркалу, посмотри на себя. Уже лучше, правда?
– Действительно. Много лучше. Но я не видела, что было до этого, – засмеялась Лиза.
– Как меняется сейчас твой нос, так должна измениться душа.
Лиза подошла к окну. Карлито был прав, но что-то тревожащей занозой сидело в ее душе. Лиза не любила правильных людей. Все эти фразы, сказанные слугой, раздражали ее. Сахар сладкий. Вода мокрая. Соль соленая. Все прописные истины. Он не сказал чего-то самого главного. Но, видимо, и не мог. Он правильный и живет по законам природы, используя свою силу только в самом крайнем случае. Да нет! Сказал. В своем эгоизме она использовала все приемы: удобного мужа, подставного Акимова. Но это был не ее эгоизм. Сущность, что жила в ней, требовала этого, гнала по дороге, по которой она пошла. Карлито – простой, да нет, не простой слуга – прикоснулся к ее душе. До этого никто не мог этого сделать, именно это тревожило Лизу. «Неужели я потеряла мою сущность? Я должна вернуть цепи, и тогда гармония восстановится». Потеря цепей сейчас была для нее непреодолима. Она не могла с этим смириться, это был недостающий необходимый элемент ее жизни и души. Она была зависима от них и от тех сил, которые, как ей казалось, ими управляют.
Глава 26. Рефлексия
Рейс Турин – Париж, наше время
В самолете Андрея Ильича трясло в салоне бизнес-класса под двумя пледами, и стюардесса несколько раз носила ему горячий чай. Если не считать пожилого англичанина, который заснул сразу, как только сел в кресло и пристегнул ремень, Акимов был один и смог себе позволить распуститься. Состояние страха и шока, в которое его швырнула смерть Лизы, доходило до своего пика. Вечный вопрос «Что делать?» увеличивался в размерах, дробился, и мелкие частицы его росли и множились. Насильственное призывание «Августина» не давало своих результатов. Как только он закрывал глаза, в сознании проявлялись Лизины карты, и сверкающий камень ее оплечья буравил акимовский мозг. Холодея от отчаяния, он представлял себя в своем старом бухгалтерском кабинете; а воспоминания о делах, которые он проворачивал позже, шпарили кипятком.
Он тупо смотрел в иллюминатор и постанывал:
– Ах, мой милый Августин, Августин, Августин… Лиза, Лизонька! Что же ты наделала! Как мне теперь быть? Как жить?
Акимов подумал: как хорошо, что он не успел вступить в игры Энцо с органами! Без Лизы он никогда бы не выпутался из этой истории, точно – не сдюжил бы. Но еще вопрос, стала бы Лиза ему в этом помогать!
Потом он рыдал почти в голос, вытирая слезы и сморкаясь в жесткий шерстяной плед, пальцами стирая с языка приставшие ворсинки. Он оплакивал свое падение, которое вскоре предвидел. Затем во внезапном приступе злобы он начинал ругать последними словами наглую предательницу, позволившую себе суицид.
– Кто, собственно, такая эта бабенка, возомнившая себя великой жрицей каких-то цепей! Да?! Кто ты такая есть?! Да кто тебя знает? Сдохла? Довольна теперь? И я наконец свободен!
Бормотания и всхлипы пассажира снова насторожили стюардессу. Она вошла в салон:
– Вам плохо, месье? Что-нибудь принести?
Вид его красного, растертого грубой тканью лица очень ее обеспокоил.
– Если хотите, могу померить давление, вы неважно выглядите!
Акимов, вырванный в реальность, попытался даже улыбнуться: