Сердце и душа
Шрифт:
— Не могли бы мы кое-что обсудить? Кажется, у нас возникла некоторая путаница, — сказал Брайан, у всех на глазах присаживаясь за столик. Эйлин не сможет утверждать, что у них было тайное свидание.
— О, конечно, если это личный вопрос… — жеманно хихикнула она.
— Нет, это не личный вопрос. Просто произошла ошибка. Я не собирался встречаться с тобой сегодня вечером.
— Но у меня от тебя сообщение. — Она победно продемонстрировала ему телефон.
— Ну да, об этом-то я и говорю. Должно быть, нас кто-то разыгрывает, потому что я не писал сообщение, которое ты показала мне утром.
— Оно пришло с твоего телефона, Брайан. — Ее глаза искрились.
— Да, нам придется расследовать эту историю. Полиция поможет разобраться.
— Полиция? — Она широко распахнула глаза.
— Да, у них есть люди, которые умеют отслеживать такие звонки и письма. Необходимо выяснить, что происходит.
— И ты хочешь посвятить полицейских в наши… отношения.
— У нас нет отношений, Эйлин.
— Разве нет? Думаю, они удивятся, откуда я столько знаю о твоей спальне, о плакатах с “Реал Мадридом” и “Сандерлендом” на стенах, о ванной с большой старомодной колонкой, о разваливающемся диване в гостиной. Откуда я все это знаю, если ты не приглашал меня к себе?
— Эйлин! — Его большое честное лицо перекосилось от ужаса. Он не ожидал такого коварства.
— Не нужно произносить мое имя таким тоном, Брайан. Ты говорил, что я особенная, что ты откажешься от монашеского обета и женишься на мне. Ты познакомил меня с твоим другом Джеймсом О’Коннором, бывшим священником…
— Я познакомил вас, да. Ведь ты подошла и так долго стояла рядом в “Корриганс”, что я был вынужден что-то сделать. Послушай, Эйлин, остановись, я не знаю, что ты делаешь, но остановись, пока еще не поздно. Ты красивая девушка. У тебя своя жизнь, ты должна жить своей жизнью.
— Ты часто говоришь, что я красивая, — мечтательно сказала она. — Но я хочу услышать кое-что другое. Я хочу услышать, когда мы перестанем скрывать наши отношения.
— Наши отношения? У нас нет отношений, Эйлин. Ради бога, приди в себя.
— Ты связал себя со мной, не пытайся теперь выкрутиться.
— Ты ведь знаешь, что это чепуха… — начал он.
— Ну что же, давай, расскажи полицейским, мне плевать. — Произнося эти слова, она казалась очень юной и беззаботной.
— Я расскажу им, Эйлин. Не только ради себя. Тебе нужна помощь.
— О нет, мне не нужна помощь полицейских. К тому же они тебе не поверят. Всего лишь очередной паникующий священник, подумают они.
— Но что, если они мне поверят и ты получишь предупреждение? — спросил он.
— Тогда я пойду к газетчикам. Со мной обошлись просто бесчестно. Подарить мне надежду, обещать солнце, луну и звезды с небес, а добившись своего, пойти на попятный!..
— Эйлин, умоляю тебя! Ты не в себе…
— Разумеется, я не в себе! Ты бросаешь мне в лицо подобные слова, лишаешь меня будущего…
— Но твои родители, Эйлин. Твоя семья, что скажут они? Неужели они не могут помочь тебе? Я мог бы встретиться с ними, объяснить.
— Объяснения ничего не изменят. Они будут знать, что ты — священник, злоупотребивший своим положением. Так что, во сколько мы сегодня встречаемся и куда ты меня ведешь?
— Мы не встречаемся. Я никуда тебя не веду.
— Ну хорошо же, будь по-твоему. Но если мое тело выловят в Лиффи, будь уверен, в моей квартире найдут подробное объяснение, почему это произошло. Подробности. Фотографии. Все.
Брайан вздохнул.
— Эйлин, полиция не передаст такую информацию в желтую прессу. Это всего лишь бред человека, который несколько… утратил связь с реальностью.
— Прекрасно, значит, я пойду прямиком в газету, — весело пообещала она.
— Эйлин, между нами ничего нет, — начал он.
— Ты прав. Сейчас — нет. Только боль и разочарование, — подтвердила она.
— И никогда не было. Абсолютно ничего не было.
— Да, я понимаю. Ты вернул все на круги своя и ожидаешь от меня того же.
Он заговорил очень мягко, даже нежно:
— Возвращать нечего. Умоляю тебя, напряги память, рассуждай здраво.
— Спасибо, я рассуждаю вполне здраво. Для меня все кристально ясно. Ты идешь дальше, ты нашел себе другую. Но я кое-что должна ей — ей и всем, кто будет после нее. Я предам все огласке!
Она схватила свою новую сумочку и выскочила из-за кофейного столика.
Брайан вернулся в свою квартиру. Он смертельно устал. Ему хотелось прилечь и отдохнуть. Может быть, удастся что-то придумать. Он сел за стол и долго-долго размышлял. Разве это не грустно: он прожил такую долгую жизнь и сейчас ему не с кем посоветоваться. Собственная мать не узнает его. Сестра скажет только: “А я предупреждала!”
Он не мог обратиться к епископу: его преосвященство, без сомнения, решит, что Брайан вел себя неподобающим образом.
Внезапно он подумал о Джеймсе О’Конноре. Когда-то их вместе посвятили в сан. Джеймс всегда был таким уверенным, всегда знал, чего хочет. Он хотел стать священником, даже миссионером. Потом встретил женщину — и захотел стать женатым человеком. Он понимал, что хочет, знал, что делать, и не оглядывался назад. Джеймс даже умудрился убедить родителей, что поступает правильно. Да, стоило посоветоваться с Джеймсом.
И с Джонни, убедительным, весомым воплощением здравого смысла. У Джонни не было времени на ерунду. Однажды он рассказал Брайану, что никогда не мечтает — просто не знает, что люди имеют в виду под этим словом. Джонни вполне может подсказать, что делать. Наверное, вместе у них получится найти решение. Брайан как раз размышлял, не набрать ли номер Джонни, когда ему позвонил Недди Нолан.
— Произошло нечто невероятное, Брайан. Ты ведь знаешь, твоя мать часто не может вспомнить, кто есть кто.