Сердце из нежного льда
Шрифт:
– Мне, Петя, действительно не страшно, что кто-то увидит меня в неглиже, честное слово, но… понимаешь, с этими фотографиями связано отвратительнейшее событие в моей жизни, о котором я не хочу вспоминать. Я о нем уже почти забыла, и вдруг появились эти фотографии… Я как только вижу их, будто заново переживаю происшедшее много лет назад. И я… словом, я готова выкупить у тебя мои фотографии за любую цену.
– Да ну? – ухмыльнулся Башлачев. – Приятно слышать! И сколько же ты готова отвалить?
– Сколько скажешь. Только имей в виду, что счета в Швейцарском банке у меня нет.
– А если я попрошу… – лицо Башлачева приобрело
На холодном лице Белозеровой, что называется, не дрогнул ни один мускул.
– Хорошо, – сказала она. – Я согласна. Только фотографии на стол и сейчас же!
– Здрасте-пожалуйста, – осклабился Башлачев. – А если ты меня кинешь?
– Не кину. И ты это знаешь, Петя. Давай фотографии.
Башлачев посмотрел на мраморно-ледяное лицо Белозеровой и почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Ну и баба! Аж страшно! Может, она его прирежет в постели или отравит? У нее ума хватит! Он нагнулся и вытащил из нижнего ящика стола пакет с фотографиями.
– Вот. Держи, – сказал он. – Все до единой. Можешь проверить.
– Проверю, – ответила Алла, высыпала на стол снимки, перебрала их быстрыми пальцами, засунула обратно в пакет и спросила: – А где та, увеличенная?
– А-а-а… Сейчас. – Башлачев еще порылся в столе и вытащил сложенную вдвое фотографию.
Белозерова убрала ее в пакет к остальным.
– Когда тебе удобно, Петя, сегодня или завтра? – спросила она таким деловым тоном, будто договаривалась с ним о производственном совещании.
– С-сегодня… – пролепетал Башлачев, который уже начал жалеть, что все это затеял, тем более что точно знал: фотографию на Аллину дверь прилепил не он.
В размягченном и очень удовлетворенном состоянии Петр Николаевич вышел из квартиры Белозеровой. Зря он ее боялся. Баба как баба. Конечно, покруче Вики будет, но, в общем-то, устройство ее такое же. А ведь строит из себя, будто у нее вместо тыщу раз виденных любым мужиком мест какие-то фантасмагорические образования, обещающие неземные наслаждения. Наслаждение, конечно, было… Чего уж там… Этого у нее не отнимешь… Вика, конечно, против нее слаба. Честно говоря, после Белозеровой с Викой и не хочется… Но с Алкой, наверно, уже все… Заплатила… И чего он, дурак, сразу все снимки отдал? Надо было поторговаться. Уж больно напряженной она пришла за фотографиями в его кабинет. Он ее в таком состоянии никогда и не видел. Наверняка согласилась бы на все его предложения. И чего продешевил? Надо было выторговать себе недельку! Хороша все-таки Алка! Конечно, он больше любит, когда со словами «любимый», «ненаглядный», «обожаю» и прочее, но и без них неплохо. И места у нее, пожалуй, все-таки фантасмагорические!
У машины Петра Николаевича поджидал какой-то ледащий мужичонка, в тоненькой, не по погоде, грязной куртешке и женской вязаной шапке.
– А ну пошел отсюда! – Башлачев шуганул жалкого бомжару и оглядел машину. Не попортил ли он его «Ауди»? Бродят тут всякие! Куда только органы правопорядка смотрят?!!
– Я… собственно, вас дожидаюсь, – простуженно просипел бомжара.
– Меня?!! – возмутился Башлачев.
– Вы ведь от Аллы Константиновны Белозеровой возвращаетесь, не так ли?
– Я?!! – Башлачев со скоростью
– Вы, конечно. Я вас с Аллой Константиновной видел. Вы пару часов назад вот на этой самой машине приехали. Аллочка еще бледная такая была. Видать, укачало.
– Ну!!! – угрожающе взревел Башлачев, нависнув над жалким мужичонкой всем своим крупным и только что получившим хорошую подзарядку телом. – И чего тебе надо?!!
– М-мне… ничего… Собственно, я думал, что вас заинтересует… – Бомжара зашелся в долгом приступе кашля, а потом вынул из внутреннего кармана куртки фотографию и протянул Башлачеву.
Петр Николаевич аж присвистнул. Опять эти фотографии! Черт знает что такое! Просто дождем сыплются! Да… Не везет Алке! Видать, здорово мужикам насолила! Что-то она там говорила про свое темное прошлое? Видать, здорово оно темное!
– Откуда это у тебя? – спросил он бомжару очень строгим начальственным тоном. – Где, я спрашиваю, украл?!!
– Обижаете, – шмыгнул носом мужичонка. – Я не крал, а своими собственными руками, между прочим, и снимал.
Башлачев выкатил на него удивленные бледно-голубые глаза и вдруг сообразил, что у бомжа мягкий южно-русский выговор, не питерский.
– А ты, случаем, не из Киева? – спросил Петр Николаевич. – Не от Николая Щербаня?
Мужичонка так испугался, что стало ясно – он и есть тот самый Николай Щербань, занесенный судьбой в город на Неве. Киевлянин явно собирался дать деру, но Башлачев припечатал его железной рукой к своей «Ауди».
– А ну гони быстро все фотографии! – проревел он в лицо гражданину свободного государства.
– Заплатите сначала! – взвизгнул мужичонка и опять закашлялся.
Петр Николаевич брезгливо отстранился и насмешливо сказал:
– Я сейчас из тебя все бесплатно вытрясу. Да в тебя плюнь – переломишься.
– Ничего не вытрясете, кроме той, что у вас в руках, – отдышавшись, ответил бомжара. – Я не идиот. Остальные у меня в другом месте.
Башлачев подумал немного и спросил:
– А пленка?
– И пленка там же.
– Ну и сколько ты за все хочешь?
– Пятьсот баксов! – одним духом выпалил мужичонка.
Петр Николаевич расхохотался:
– А ты, мужик, ничего не перепутал? Это ж не Мона Лиза! Это ж всего-навсего Алла Белозерова в голом виде!
– Как хотите! – гордо ответил Николай Щербань, будто в случае отказа Башлачева намеревался выставить свои произведения на международный аукцион.
Петр Николаевич задумался, не спуская на всякий случай глаз с обтерханного Щербаня. Пожалуй, стоит заплатить… Только сначала надо получить с него все подчистую. Раз он здесь дежурит, то может вполне предложить свои снимки и Игорьку Кравченко. Тот, разумеется, купит, чтобы гордо уничтожить компрометирующие материалы на даму своего сердца. И все… Прощайте белозеровские объятия! А как хочется повторения! Ой как хочется! До трепета в определенном месте! Да за новые фотографии Алка неделю будет его ублажать! А уж за пленку!!! По большому телу Башлачева мгновенно разлилась сладкая истома.