Сердце Кровавого Ангела. Дилогия
Шрифт:
Когда на помощь подоспело войско отца, я сначала обрадовался, что наконец-то попробую себя в бою. Хотел уже открыть ворота и, оцепив противника в кольцо вместе с подоспевшими силами, одержать победу. К счастью, капитанам все же удалось удержать от необдуманности. Мы помогали с крепостных стен, посылая стрелы во врагов. Но чем дольше я смотрел на происходящее, тем сильнее понимал, насколько же нелегко будет справиться с подобным противником. Стрелы почти не причиняли вампирам и их союзникам вреда. Каждый из них стоил пятерых, а то и десятерых обычных воинов.
Отцу и его людям удалось продержаться всего несколько дней, пусть даже они сражались не на жизнь, а на смерть. И главарь вампиров, которого я возненавидел с первого взгляда, как увидел его наглое
А я стоял на стене, облаченный в кольчугу и шлем, и радовался тому, что никто сейчас не может разглядеть под забралом моего лица. Смерть отца поразила, ударила так сильно, как я и представить не мог. Наверное, тогда впервые осознал, что на самом деле значит война и что я, как и отец, не бессмертен. Но те слезы, что пролил тогда, глядя на голову отца, ставшую боевым трофеем, еще сильнее укрепили мою решимость не сдаваться. Я поклялся себе, что однажды сделаю с ненавистным вампиром то же самое, что он сделал с отцом. Причиню такую же боль, заставлю корчиться у моих ног, словно раздавленный червяк.
— Это был Бурр Дагано? — раздался еле слышный голос Миры, и я сумел лишь кивнуть — к горлу подступил тяжелый ком горечи и ненависти. — Что было дальше?
— Мы смогли продержаться еще месяц. За стенами начался голод, болезни, людей все сильнее охватывала паника. Лишь чудом удавалось еще сохранять боевой дух, но с каждым проходящим днем он ослабевал. Я же был настроен скорее умереть, чем сдать замок врагу. Может, в итоге этим бы все и закончилось, но люди были слишком надломлены лишениями. Среди них нашелся предатель, который в обмен на сохранение собственной жизни открыл врагам путь. Остатки моего войска, несмотря на то, что едва держались на ногах, сражались, как львы. И я тоже, наконец, получил возможность показать, чего на самом деле стою. Как оказалось, ровным счетом ничего… — снова горько улыбнулся. — А ведь был так уверен в том, что я хороший воин. Но против предводителя вампиров, который решил сражаться со мной лично, оказался слабее новорожденного котенка. Он обезоружил меня буквально за несколько секунд и напомнил о своем обещании сделать со мной то же самое, что и с отцом.
Я умолк, вспоминая тот жуткий день так, словно это произошло вчера. Видел торжествующее выражение лица Бурра Дагано, не считающего нужным сражаться в шлеме и кольчуге. Тогда еще не знал, что для вампиров считалось позорным применять подобные меры предосторожности и тем самым приравнивать себя к низшим расам. Хотя им это было и не нужно. Лезвия обычных мечей лишь скользили по их коже, не причиняя вреда.
У меня не было ни шанса. Много раз потом думал о том, что было бы, если бы Бурр сначала отсек мне голову, как отцу, только потом сбросил шлем, скрывающий мое лицо. Может, это стало бы лучшим исходом. Но на мою беду, Бурр проявил интерес к дерзкому юнцу, который даже обезоруженный и поверженный, осыпал его градом проклятий и даже не думал молить о пощаде. И он небрежным движением ноги сбросил с меня шлем, открывая разгоряченное от стыда и ярости лицо. Никогда не забуду этого взгляда, вдруг сменившего выражение. Только что насмешливо-снисходительное и жестокое, оно вмиг стало иным.
Бурр уставился на меня так, словно на какое-то время вообще забыл, где находится и что собирался со мной сделать. И от этого взгляда уже тогда все внутри сжалось от тревожного предчувствия. Я снова стал выкрикивать проклятия. Требовал убить меня немедленно, оскорблял. А Бурр мотнул головой, будто отгоняя наваждение, и отвернулся. Я услышал, как он отдает распоряжение своим людям запереть меня и приставить охрану.
А я не мог понять, чего ждать от этой неожиданной милости. Пока меня волочили внутрь замка, видел, как добивают остальных защитников, издеваются над женщинами. Отовсюду раздавались крики, стоны умирающих, проклятия. А я чувствовал себя абсолютно бессильным и жалким. Но хуже всего — это страх, сменивший недавнюю ярость и желание кровью смыть свой позор. Теперь мне было по-настоящему страшно. Если не убили сразу, значит, намерены пытать. Осознал тогда, что несмотря ни на что умирать не хочу, а тем более мучительной медленной смертью. И собственное малодушие наполняло презрением к самому себе, ломало хуже, чем могли бы сломать даже пытки.
Сидя в одном из помещений собственного замка, где теперь стал пленником, я прислушивался к тому, что происходит снаружи. Нетрудно было понять, что именно. Новые хозяева моих владений добивали тех, кто оказывал сопротивление, грабили, упивались своей безнаказанностью. А потом начали самый жуткий пир, какой я мог себе представить. Ведь они даже людьми не были и для них все мы значили не больше, чем бессловесные твари, животные. Истошные крики съедаемых заживо пожирателями плоти или осушаемых вампирами сородичей заставляли меня самого корчиться на полу, обхватив руками уши и пытаясь заглушить страшные звуки.
Я, ставший после смерти отца главным защитником, господином, ничего не мог сделать для своих подданных. Всего лишь жалкий пленник, сам едва не сходящий с ума от страха. Осознал вдруг, что всего лишь мальчишка, слабый и беспомощный, впервые столкнувшийся с неприглядной реальностью. И по щекам снова покатились бессильные слезы, не приносящие облегчения, а только еще больше заставлявшие ненавидеть себя за слабость.
Но слезы сменились усталой обреченностью. В какой-то момент я осознал, что во мне что-то надломилось. Вернее, не так. Не надломилось. Я будто утратил возможность чувствовать в полную силу. Скорее всего, это была защитная реакция, позволившая не сойти с ума, сохранить остатки разума. Я даже успокоился и был теперь готов смело встретить то, что мне предстоит. Надеялся лишь на то, что эта странная холодная решимость не покинет, когда меня подвергнут пыткам. И что я не доставлю врагам удовольствия слышать мои мольбы о пощаде и крики. Сделаю все, чтобы покинуть этот мир достойно.
Уже поздним вечером послышался звук отпираемого замка. Я тут же поднялся на ноги, не желая встречать смерть лежащим на полу. Выпрямив плечи и вскинув подбородок, вглядывался в темноту в направлении двери. Та распахнулась, впуская предводителя вампиров и двух воинов, держащих факелы. Бурр отдал им команду, и воины, прикрепив факелы к стенам, оставили нас одних.
Я напряженно смотрел на вампира, пытаясь понять, чего от него ждать. Может, решил сделать меня своим персональным ужином, и этим объясняется то, что не убил сразу? Вдруг считает кровь лордов более предпочтительной? Эта мысль заставила мои губы дернуться в кривой усмешке. По выражению лица Бурра ничего нельзя было разгадать. Оно казалось каменным, и лишь темные, неестественно-яркие глаза выглядели живыми. Но они пугали даже больше, чем все остальное. По спине невольно пробегал холодок — возникало впечатление, что смотрю в глаза готовящейся к смертельному броску змеи.
— Как тебя зовут? — я даже вздрогнул, когда вампир заговорил со мной, настолько это оказалось неожиданным.
Презрительно скривил губы, давая понять, что не собираюсь отвечать на его вопросы. Думал, что он рассердится и ударит, но вампир слегка улыбнулся.
— Тогда я буду звать тебя Ангелом. Это имя тебе подходит. Меня зовут Бурр Дагано. Советую запомнить это имя. Имя твоего нового хозяина.
Немного обескураженный, я приподнял брови, не зная, как реагировать на эти слова. А потом и вовсе остолбенел, когда Бурр одним неуловимым движением оказался рядом и схватил меня за подбородок, вглядываясь в лицо странным, каким-то жадным взглядом. Он был чуть ниже ростом, но шире в кости и гораздо мощнее. А я с настороженностью осознал, какая сила скрывается в пальцах, сжимающих мой подбородок. Стоит им стиснуться чуть больше, и раздробят челюсть.