Сердце Кровавого Ангела. Дилогия
Шрифт:
И утром я трусливейшим образом сбежал к Дереку и доставал его пустой болтовней, избегая говорить о том, что на самом деле тревожило. Но друг даже виду не подал, что я могу отвлекать его от важных дел или что он чем-то недоволен. И я был благодарен ему за понимание. Но как бы ни оттягивал момент, пришлось все же вернуться в комнату и встретиться взглядом с уже проснувшейся Мирой. Я всем своим видом дал понять, что не желаю повторения того, что произошло между нами. И ощутил совершенно нелогичную боль, когда она легко с этим согласилась. Ее холодность и равнодушие задели так сильно, что самообладание снова едва не полетело к чертям. Хотелось сгрести Миру в охапку, целовать, ласкать до тех
Не знаю, каким чудом удалось не сорваться. Но лежа на другой стороне огромной постели, я испытывал противоречивые чувства, что мучили и приводили в смятение. С одной стороны был собой доволен за выдержку, с другой — терзался невозможностью все вернуть и просто прижать к себе горячее хрупкое тело, рядом с которым так приятно было засыпать. Пришлось впиться ногтями в собственные ладони, чтобы подавить нахлынувший порыв придвинуться к ней и обнять. Уставившись в темноту, которая для меня казалась лишь ранними сумерками, я прислушивался к дыханию девушки. Безошибочно уловил момент, когда ее все же одолел сон. Сам же заснуть не мог и то и дело ворочался, безуспешно пытаясь это сделать.
Когда же все-таки начал погружаться в дремоту, услышал полузадушенный крик. Резко вскинулся на постели. Сердце бешено колотилось, будто в преддверии неведомой опасности. Но все вокруг было спокойно. Почти. Мира металась по постели, во сне закусывая до крови нижнюю губу. С губ срывались болезненные стоны, ее всю трясло. Опять дурной сон? Как жаль, что не могу защитить ее от внутренних демонов, которые иногда терзают похлеще живых. Но кое-что я сделать все же могу. Отбросив на время намерение держаться от Миры как можно дальше, молниеносно преодолел разделяющее нас расстояние и сгреб в охапку. Прижал к сердцу, стал укачивать, как маленькую, пытаясь успокоить.
Мира еще некоторое время металась в моих руках, продолжая трястись, как перепуганный зверек. Я осторожно провел ладонью по ее лбу, обметанному бисеринками испарины.
— Все хорошо, моя девочка. Я никому не позволю причинить тебе вред…
Она снова судорожно дернулась, а потом уткнулась лицом в мою шею. Ее ноздри шумно раздувались, вдыхая мой запах. Это будто успокаивало ее, и дрожь тела становилась все меньше. Я уловил, как порхающими бабочками затрепетали на моей коже ее ресницы. Мира медленно разомкнула веки и вскинула голову, глядя в темноте на мое лицо. Хотел что-то сказать, успокоить, еще крепче прижать к себе, но она не дала такой возможности. Сильно дернулась, высвобождаясь из моих объятий, и откинулась на подушки, уставившись в потолок.
— Мне опять кошмар приснился. Извини, что разбудила, — голос прозвучал чуть хрипло, но так холодно, что у меня внутри будто кошки заскребли.
Но в этот раз я не мог ответить ей так же отстраненно, как днем. Понимал, как Мире сейчас плохо.
— С тобой все в порядке? — спросил как можно мягче.
— Это просто сон, — повторила она.
— Не просто, — возразил я, осторожно ложась на бок рядом с ней и внимательно изучая тонкий профиль девушки. — Это мучает тебя, не отпускает. Твои потаенные страхи. Ты боишься, что это вернется в твою жизнь.
Она слегка вздрогнула и стиснула зубы.
— Поговори со мной. Не держи все в себе. Тебе станет легче.
— Вряд ли, — ее лицо болезненно исказилось.
— Поверь мне, когда пытаешься справиться с таким в одиночку, это гораздо тяжелее.
— Тебе-то откуда знать? — в голосе прозвучали нотки злости. Мира повернула ко мне голову и ее глаза сверкнули яростным блеском.
— Поверь, я понимаю тебя лучше, чем ты можешь представить.
— Сильно сомневаюсь! — зло выпалила она. — Ты не был беспомощной жертвой, с которой можно сделать все, что заблагорассудится. В то время как ты должна терпеть все и делать вид, что довольна и благодарна. Тебя не ломали несколько лет, вытравливая даже крупицы гордости. Не считали всего лишь вещью, которая ни на что не имеет права. Даже на собственное тело.
Боль, звучащая в голосе Миры, хлестала плетью, заставляя меня самого внутренне содрогаться. Слишком сильные, глубоко задавленные эмоции вызывали слова девушки. И я вдруг впервые ощутил потребность поделиться с кем-то тем, что до сих пор еще влияло на меня. Спустя такое количество лет, что страшно становилось. Но оно все еще жило во мне, делало таким, какой я есть. Никогда до конца не заживающая рана, которую я никому не показывал. Даже самые близкие знали лишь часть правды. Ту часть, которую я все же решился им приоткрыть. Но лишь в общих чертах и без привязки к тому, что на самом деле чувствовал. Всегда понимал, что никто из них до конца не поймет. Никто, кроме Миры, которая тоже прошла через нечто подобное. Может, именно поэтому ощутил непреодолимую потребность открыться ей сейчас. Так хотелось, чтобы она не допускала моих ошибок, не закрывалась от мира, стремясь справиться со всем сама.
— Сколько тебе было, когда ты попала к Крассу? — глухо спросил, не обращая внимания на ее гнев, сейчас направленный на меня.
Мира поколебалась, но все же ответила:
— Четырнадцать.
— Мне было шестнадцать, когда Бурр Дагано сделал меня своей игрушкой, — тихо и отстраненно сказал я, глядя куда-то поверх ее головы.
Мира шумно выдохнула, а потом осторожно дотронулась до моей щеки. От почти невесомого прикосновения внутри все защемило. Слова неудержимым потоком хлынули наружу:
— Я был единственным сыном лорда. Меня с раннего детства учили быть не только будущим властителем земельного владения, но и воином. Представь себе пылкого юнца, мечтающего о подвигах и свершениях, вынужденного оставаться в родовом замке из-за того, что отец слишком дорожил им, чтобы подвергнуть опасности. Сам же он не раз покрывал себя военной славой, сражаясь под знаменами тогдашнего короля. В то время войны вспыхивали постоянно. Не только между людьми, но и с другими расами. Если ты знакома с историей, то знаешь, что творилось в нашем мире до подписания мирового соглашения. Наши земли не считались особо богатым и лакомым куском, поэтому большинство битв обходили нас стороной. Но в тот год все изменилось. Вампиры, объединившись с пожирателями плоти, оттеснили оборотней и направили силы на завоевание человеческих владений. Помню, как получил последнее письмо от отца, в котором он говорил о возможности скорого вторжения. Приказывал укрепить замок как можно лучше и ждать, пока он вернется с войском.
И я был даже рад, что получу возможность, наконец, поучаствовать в настоящей битве. Глупый мальчишка! — я не смог сдержать кривой усмешки. — Так стремился доказать отцу, что я уже взрослый, показать все, на что способен…
Они налетели, как саранча, сметая все на своем пути. Не щадили никого, кто остался вне укрепленных стен и попался под руку. И я осознавал, что сил защитников попросту не хватит, чтобы одолеть всех. Бесновался из-за того, что приходится отсиживаться в замке, как трусливая крыса, пока вражеское войско штурмует крепость. Но к счастью, один из капитанов, оставленных отцом при мне, удерживал от безрассудных поступков. Осада длилась три недели, которые казались вечностью.