Сердце пяти миров
Шрифт:
Все пройдет, сын, я обещаю.
Ты не видел, как она смотрела на меня. Ты не видел ее глаза, отец…
Я знаю, как они смотрят, я знаю, сын, ведь мой отец тоже однажды заставил меня через это пройти. Такова доля воина — не знать жалости, не иметь сердца, быть твердым рукой и мечом, чтобы однажды те, кого мы любим, смогли положиться на нас.
Она снится мне, отец. Как долго еще я буду видеть ее во сне?
— Мы закончили, женщина, — сказал Прэйир, смахивая руку Шерберы со своей щеки и поднимаясь, пока прошлое снова не овладело им, не ухватило его и не утащило за собой
Глава 23
Олдин подал ей чашу с каким-то противным на вкус отваром, Шербера выпила — и в голове стало легко и гулко, как в рассохшейся бочке. Тэррик уложил ее на ложе и попросил вытянуть в сторону руку, а после вонзил ей в локоть длинную тонкую иглу, и Шербера заснула странным сном, который был и не сном вовсе, а какой-то неведомой ей доселе явью, и в ней мелькали тени, слышались голоса, ощущались прикосновения, но не было чувств, которым она могла бы дать имя… Странная, странная явь, беспокойная и безымянная, хоть и не пугающая.
Она почувствовала удар, услышала хруст, а потом голоса стали закручиваться вокруг нее и превратились в яму, и она упала в нее, раскинув руки и радостно крича.
Когда Шербера открыла глаза, все было кончено. Ее руки были завернуты в лубки и обмотаны повязками, и казались большими, как клешни прибрежных крабов. Ее тело прижималось к телу Прэйира — теплое, твердое, сильное — теперь она могла дать имена этим ощущениям, а значит, она уже не спала.
Прэйир почувствовал, как она зашевелилась — твердое тело стало еще тверже, напряглось, — и его грудь завибрировала под ее ухом, когда он сказал:
— Ты проснулась, женщина.
Шербера подняла голову, моргая тяжелыми веками, края которых жгло, будто после бессонной ночи. Предметы вокруг расплывались, но главное она разглядела: пустыня, палатки вокруг, снующие туда-сюда воины…
— Сколько?
— Почти три дня.
И он, как и обещал, был с ней.
Нет, не так. Она, как он и обещал, была с ним.
Шербера пробыла в беспамятстве три дня — все три дня оставшегося пути до города, что становился все ближе с каждым шагом, который проделывали по пустыне люди Тэррика, пока, наконец, кто-то из воинов, идущих впереди, не крикнул, срывая голос, что впереди показались стены.
Этот крик и вернул ее к жизни.
Прэйир опустил ее на землю возле палатки целителей, и она села на прогретый солнцем песок, обхватив колени перевязанными руками и глядя вдаль, на высившиеся впереди стены. Подошедший Олдин накинул на ее плечи теплую накидку, и Шербера вздрогнула, только сейчас ощутив прохладный ветер, дующий в долину с гор. Ей показалось, она чувствует дыхание снега, холодное и одновременно обжигающее, как самое жаркое пламя, в котором в мгновение ока можно было сгореть дотла.
— Я скажу остальным. — Шербера вздрогнула, когда услышала позади себя голос Прэйира. — Вернусь вечером, и для тебя же лучше, целитель, чтобы она уже могла стоять на ногах. И покорми ее. Она слаба как котенок.
— Она сможет стоять на ногах задолго до твоего возвращения, — отозвался Олдин. — И не рычи так яростно, славный
Похоже, за эти три дня между Олдином и Прэйиром что-то изменилось, удивленно подумала Шербера, не услышав резкого ответа.
Олдин вынес из палатки чашу с отваром, чтобы унять боль, и мясо, чтобы укрепить силы, и уселся рядом, тоже повернув лицо навстречу ветру, но наблюдая за Шерберой краем глаза. Она же осторожно подняла чашу, неловко сжав ее завернутыми в лубки руками, и поднесла к губам. Питье было приятным на вкус. Она выпила все до капли.
— Я сниму лубки уже завтра, Шерб, — сказал Олдин, и радость обдала ее сердце теплой волной. — Но сегодня тебе придется поесть из моих рук. Ты не ела три дня, тебе нужно набраться сил. Не смотри на меня так свирепо, — добавил он, заметив выражение ее лица. — Хочешь, чтобы это сделал Прэйир?
Он смеялся над ней? Но она была так слаба, что не смогла разозлиться.
Вскоре Шербера жевала мясо и глядела вперед, на темнеющие на возвышенности городские стены. Тэррик приказал остановиться здесь на ночь — здесь, а не в городе, хоть этим приказом часть воинов снова была недовольна.
Но им следовало быть осторожными. Южное войско должно было встретить их уже день назад, в долине, откуда они поднялись утром. Но не встретило и не оставило знака, ни обычного, ни магического. Следов сражения поблизости не было, и это могло значить что угодно.
Тэррик отправил уставших разведчиков к городу, приказав им быть быстрыми, но очень осторожными. Лагерь ждал их возвращения.
Шербера сидела в окружении акраяр у костра, разведенного возле целительской палатки, когда кто-то из магов подал еле слышный тризим — предупреждение, заставившее всех в войске насторожиться и приготовиться.
— Разведчики! Возвращаются, но не одни! — тут же разнеслись голоса.
Лагерь накрыло оживление. Шербера увидела Тэррика в окружении своих близких — его словно несла вперед людская волна, — и тревога на его странном чужом лице была почти нескрываемой. Она почти тут же поняла, почему.
— Смотрите! — воскликнул кто-то далеко впереди. — Темволд! С ними темволд!
И это в самом деле были темволд, ехавшие к ним в сопровождении разведчиков так уверенно, словно это был не самый злейший враг, а добрый друг. Запели песню предвкушения мечи, натянулись тетивы луков…
— Они идут не с войной, а с миром! — закричал один из разведчиков. — Не с войной, а с миром!
— Не стрелять! Опустите оружие! — тут же разнесся над войском голос Тэррика, и ведущие отрядов эхом отозвались на этот приказ, останавливая тех, кто уже был готов подарить врагу смерть:
— Опустите луки! Маги, уберите чары. Все слышали приказ: не стрелять! Опустите мечи!
Темволд было всего трое — три человека против тысячного войска Тэррика, — но ненависть, кипящая в крови вот уже две Жизни, была слишком горячей, чтобы воины смогли справиться с ней сами. Резкие окрики ведущих заставили поднятые мечи опуститься, а магию свернуться клубками у ног, но проклятья и оскорбления лились сквозь зубы неудержимым потоком. Даже Шербера, привыкшая в войну к ругательствам, почувствовала, что краснеет.