Сердце Шторма. Нити жизни
Шрифт:
– Зачем ты убила своего главаря? Не поделили выручку? Воровал у своих?
– Мы не из его банды. – я кивнула на Шаль – Вы пришли слишком поздно. Пришлось все взять в свои руки.
– Ты написала письмо, это очевидно. Твоя подруга бездомная, соответственно, неграмотная.
– Не знаю, о каком вы письме говорите. – я быстро захлопала ресницами.
Сержант улыбнулся обворожительной улыбкой, словно мы беседовали об общих интересах. Он вынул из заднего кармана брюк конверт плотной бумаги и взглянул на меня. Второй шанс признаться тоже был послан в Геенну. Сержант не сдался.
– Видели все? – обратился сержант через плечо к констеблям. Те дружно ответили.
– Нет смысла отпираться. Все видели, что сделали сети поискового заклинания с письмом, настигнув его создателя.
– Это магия слежения?
– Верно. – кивнул сержант – Я маг, если ты не поняла. Итак, признавайся, зачем организованно вот это все. – он обвел широким жестом руки кабинет Рыжего. – Ты не из гильдии, значит… – он сделал театральную многообещающую паузу – отправишься в казематы Потерны Геенны.
– Забирай, красавчик. – сладко улыбнулась я, понимая, что еще хуже быть не может. Чтобы меня оправдали в убийстве должно произойти чудо.
Глава 5
Когда в детстве я читала книгу сказаний, самым любимым было сказание о том, как Бек создал себя из изначального мрака. Когда Беку стало холодно жить в чреве мертвой звезды, породившей его сознание, он одним дыханием разжег искру Геенны и нарек ее Огненной. Затем, воспользовавшись мышью, вырвавшейся на волю, вырвался из недр наружу, создав гряду вулканических гор Алкелос, источавших его кровь до тех пор, пока тело Бека не напилось ею. Когда я представляла этот первородный мрак, лежа в своей постели в темноте, мысленным взором я видела нечто непроницаемое, непроглядное и вездесущее; убивающее наименьшую искру надежды на луч света.
Примерно в таком мраке мы с Шаль жили уже… уже неизвестно как долго. Сперва, я считала обороты, ориентируясь по кормежкам – утром и вечером нам приносили баланду. Но через несколько недель о нас забыли, и кормили от случая к случаю. Тогда я и сбилась со счета. На тот момент уже насчиталось двадцать оборотов.
В темнице не было ни окон, ни фонарей. У двери горела одинокая свеча, освещавшая клочок двери в районе замка. Но от нее было толку столько же, сколько и от спички под водой. Даже во входной двери не было решеток, чтобы по просветам в них следить за сменой света и тьмы.
Камера была маленькая. Соломенный тюфяк, ведро и солома вперемешку с мусором на полу. Радовало, что все камеры были одиночными и в казематах были только мы с Шаль вдвоем. Шальна говорила мало. Она в основном плакала или спала неровным тревожным сном. Я не думала о худшем, не пугала сама себя, доводя до истерики, мыслями о смерти в этой помойке, не поддавалась панике, как это делала Шальна. Размышляя о том, как и почему я тут оказалась, я пришла к выводу, что здесь сухо и относительно тепло, иногда бесплатно кормят, да и складывается некое подобие режима. А казнь может наступит не скоро. К тому же если бы Беку было угодно, чтоб я умерла, он мог бы устроить это уже множество раз за то время, пока я жила на улице. Так что я наслаждалась тем, что сейчас представляло собой мою жизнь. Но стоило мне начать радоваться тому, что камеры не забиты вонючими бродягами, как к нам привели еще одного заключенного.
Я увидела его лишь мельком, когда стражник – толстый и пузатый, приземистый хряк – толчком вогнал его в казематы. По его дыханию, запаху и тяжести шагов, я поняла, что это молодой человек среднего роста, худощавый и ухоженный. На нем была накидка, в которую тот плотно закутался. Незнакомца определили в соседнюю камеру. Затем стражник громко харкнул на пол и, потоптавшись на месте, вышел прочь, громыхнув железным замком.
– Вы тут давно уже? – спустя некоторое время раздался приятный мужской голос. Он говорил негромко, то и дело срываясь на шепот. Судя по тому, что шорохи и звуки отсутствовали прежде, он выжидал.
– Не очень долго. Точно не скажу, не считала. Но еще не надоело. – ответила я, выверяя слова и делая свой голос максимально веселым.
– Осмелюсь предположить, что прежде ты жила в помойной яме, если в такой дыре ты даже обороты не считаешь.
– Это мое дело. Холеным мальчикам не понять жизни сирот.
– Ты говоришь слишком грамотно, как для той, кто родилась и выросла на улице.
– Я такого не говорила.
Собеседник замялся и замолк. Я с нетерпением ожидала продолжения.
– Ты права, я не из бедняков. И сижу здесь вовсе не по своей вине. Я ничего делать не собирался, просто случайно попал не в то место не в то время.
– Сочувствую. Со всеми такое бывает.
– И с тобой?
– Нет. Я всегда думаю, куда иду и в какое время.
– А, понятно. – пониклым голосом ответил человек – Кормят тут как?
– Как в казематах. – захохотала я.
Это и вовсе выбило парня из равновесия.
– Ты здесь одна сидишь? – наконец он отчаялся на последнюю попытку.
– Да куда там. Стаи блох и армии клопов. Вообще не скучно.
– А люди?
– Ну, вот ты есть.
И вдруг мою издевку над вражеским шпионом испортила Шаль, тяжело простонавшая от неприятного сновидения.
– Кто это? – спросил молодой человек нелепо встревоженно.
– Девушка какая-то. Нас «заселили» сюда в один оборот.
– Ты не успела за все время познакомиться с ней?
– Ну а что это изменит, если я узнаю ее имя? Мне не вынесут приговор, который должны вынести?
– Приговор? – парень действительно удивился.
– Да… – ответила я не так уверенно, как прежде – Я думала сюда и привозят людей, которые совершили неугодные констеблям дела, чтобы Отец Договоров вынес им вердикт.
Парень засмеялся издевательским смехом.
– Конечно! Держи сумку во всю ширь!
– Разве нет?
– Ты долго в городе живешь-то.
– Родилась тут.
– Тогда ты полная дура, если не знаешь, что к Отцу водят только убийц, чтобы он оценил их и принял в гильдию, или отправил на каторги. Так что, если ты не убивала никого, ты можешь заявить об том Отцу Договоров, и он отпустит тебя.