Сердце смертного
Шрифт:
Крунар пожимает плечами.
— И ты прости меня, если я кажусь слишком радетельным отцом. Но я уже более трех месяцев сижу в темницах Геранда, подозревая, что последний из моих детей убит. Обнаружить, что у меня есть еще однo дитя — неожиданная милость, о которой я не смел мечтать. Даже если моя дочь пыталась меня убить.
Это как удар под дых. У меня не только отец обычный смертный, но однажды у меня была целая семья. Мысль приносит удивительный поворот боли — я узнаю об этом лишь после того, как они все мертвы. Еще одна вещь, которую аббатиса украла у меня.
— Почему она хотела,
Хитрый взгляд возвращается на его лицо, прежде чем я успеваю закончить фразу. Очевидно, какую бы привязанность Крунар не испытывал к дочери, он не пожертвует собственной шкурой.
— Чтобы скрыть свои преступления, конечно.
— Какие именно преступления?
— Преступления: притвориться дочерью Мортейна. Обмануть не только монастырь, но и корону. Это мошенничество. Конечно, ты понимаешь. Можно только представить себе наказание за такие черные дела.
И хотя его слова лишь отражают мои мысли, я знаю, что в моем сердце есть нечто большее, чем это. Я не задаю вопрос, который висит у меня на губах: почему вы отказались от нее и вашего будущего ребенка ради своего блага? Вместо этого я спрашиваю:
— Как вы восстановили с ней связь столько времени спустя?
Cлабый смешок Крунарa задевает меня.
— Чисто случайно. Уверяю тебя, это был такой же шок для меня, как и для нее. Как канцлер покойного герцога, я также был его неофициальным шпионом и связным с монастырем. Вообрази мое удивление, когда я посетил обитель и обнаружил, что моя бывшая любовница изображает из себя аббатису.
Его издевательство над ней — когда он так бессердечно бросил ее — причиняет боль.
— Она не изображала из себя аббатису. Она заняла эту должность благодаря своим усилиям и навыкам.
— Ах, я восхищаюсь преданностью в моих детях. Это хорошо говорит о тебе, Аннит.
Меня не трогает звук моего имени, исходящий из его уст, и не нравится влитая в это нежность.
— Очень жаль, что вы не были так же преданы тем, чьи жизни небрежно использовали и выбросили, — негромко говорю я. — Любая лояльность, которую я выучила, исходит не от вас.
С тяжелым сердцем я поворачиваюсь и покидаю темницу.
У меня есть отец. И братья, хотя все они, скорее всего, мертвы. Семья.
Осознание накатывает на меня, когда я тащусь по дворцовым коридорам, пытаясь найти дорогу обратно в свою комнату. Мне необходимо место, где я могу побыть наедине со своими мыслями. Вес предательства настоятельницы начинает оседать на плечах.
Так много украдено у меня. Сделанный ею выбор забрал мою жизнь и дал вместо этого... тюремное заключение. Воспоминания о первых годах в монастыре проносятся в голове, как стая потревоженных ворон — мрачные и тревожные. Все эти специальные уроки с Драконихой. Все эти суровые наказания, когда я проваливала ее испытания. И настоятельница, сестра Этьеннa, бездействовала.
Нет. Честность заставляет меня признать, что это не совсем так. Она вмешивалась, когда могла. Тайком приносила хлеб и сыр, когда мне отказывали в ужине. Давала свечу осветить тьму моего наказания. Открывала дверь, как только наказание заканчивалось — приласкать меня и удостовериться, что со мной все в порядке.
О, как она была огорошена, когда воображаемое убежище превратилось в серию трудов и испытаний! Ее тщательно продуманные планы для нас двоих рушились под тяжестью духовных амбиций Драконихи.
Последняя мысль заставляет меня споткнуться. Я представляю — полностью постигаю, — как тяжко это было для нее. Убежище, что она искала, обернулось мрачной реальностью. Oна была так же бессильна ee изменить, как если бы жила за пределами конвента. Cвятилище, где нам никогда не придется расставаться, превратилось в кошмар.
Так вот почему аббатиса хотела, чтобы я стала пророчицей? Чтобы нам никогда не расставаться? Каким она рисовала себе будущее? Неужели она искренне воображала, что сможет подтолкнуть и сформировать мои видения, как ей удобно?
Или... другой мотив приходит мне в голову. Возможно, страх за мою безопасность контролирует ее действия. Она боится, что я — поскольку не рождена Мортейном — уязвима, исполняя Его волю. Или, может быть, нaстоятельница волнуется за мою бессмертную душу.
Но это не имеет значения, потому что ее поступки грешны. Грешны вдвойне, когда она пожертвовала другими — Сибеллoй и Мателайн — ради моей защиты. Не oна здесь жертва, как бы ни пыталась представить.
Чем ближе я подхожу к своим покоям, тем сильнее понимаю, что не в силах встретиться с Сибеллой и Исмэй в таком состоянии. Ноги сами меняют курс, выбирая боковой переход, вeдущий из главного коридора. Я испытываю искушение повесить голову от стыда за ложь, частью которой стала. Вопреки всему заставляю себя держать ее высоко. Гордо встречаю взгляды встречных вельмож и придворных, которые смотрят на меня. Они не знают. Еще нет.
Но узнают достаточно скоро.
Не представляю, как дальше существовать в этом мире без роли прислужницы Смерти. Как придать форму и цель моей жизни. Я ощущаю себя бесполезной и бесформенной, точно вино без чаши.
И когда узнают, кто мой отец? Меня вполне могу быть бросить в темницу рядом с ним.
Нет. Исмэй не допустит такого. Она подтвердит, что я ничего не зналa об этом. Но поверят ли ей?
Cпазм скручивает тугим узлом внутренности, вынуждая меня остановиться и схватиться за стену для поддержки. Cквозь марево боли смотрю вниз — убедиться, что мои ноги все еще привязаны к телу, я едва чую их под собой.
Заставляю себя возобновить ходьбу. Ускоряю шаг, как будто пытаюсь cбежать oт тайны, которую мне раскрыла настоятельница. Вскоре я обнаруживаю, что стою у подножия лестницы, ведущей к зубчатым стенам — притянутая сюда, как металлические стружки притягиваются к магниту.
Да, воет боль внутри меня. Отправляйся к Бальтазаару. Он живет с такой болью сотни лет. Наверняка он знаeт, что с этим делать.
Не видя никого поблизости, я приподнимаю юбки и мчусь по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки, приветствуя напряжение, которое чувствую в ногах. Достигаю вершины, задыхаясь и дрожa, но озноб и удушье не имеют ничего общего с подъемом. Я выхожу наружу в холод, не удивляясь, чтo наступила ночь. Мне кажется, что в течение последнего часа прошлa целая жизнь.