Сердце Тьмы
Шрифт:
А тем временем, пока шло строительство монастыря, земля полнилась слухами об Уго. Он сумел достаточно быстро, всего в несколько лет, растратить все те несметные сокровища, которые обрел во время экспедиции. Он швырял золото направо и налево, любой и каждый, кто обращался к нему с просьбой, получал просто так золотые монеты или даже самородок. Уго купил несколько шикарных дворцов, завел любовниц, давал роскошные пиры, которые могли сравняться с пирами Нерона и Валтасара по своему богатству и бесстыдству.
Единственное, что он сделал верно, так это выкупил для престарелой
Церковь учит, что во всем нужно проявлять умеренность, а лишние деньги пускать на благочестивые цели и поддерживать тех, кто беден. Ибо истинное богатство — это не сверкание злата, а торжество духа. Но Уго никогда не знал этого, а если и знал, то напрочь забыл.
В общем, спустя пять лет, когда монастырь был практически готов и я со дня на день ждал милости со стороны парижских властей и моего назначения аббатом этой скромной обители Святого Духа, моих ушей достигла весть о том, что Уго, как и перед началом нашей экспедиции, в долгах как в шелках и многочисленные кредиторы снова осаждают его.
Уго, я забыл упомянуть, в то время был вынужден покинуть и Испанию, так как его супруга, женщина благочестивая и подарившая моему брату в общей сложности восьмерых детей, скончалась, производя на свет девятого. Однако кое-кто из сановитых и влиятельных недругов Уго обвинил его в том, что он извел супружницу свою при помощи черной магии и тонкого индейского яда. На свет были вытащены полузабытые обвинения Уго в ереси, он был вынужден, как когда-то, спасаться бегством из Французского королевства. Мне неизвестно, что случилось на самом деле, я знал, что Уго способен на убийство, однако на убийство в схватке с врагом, а не на подлый поступок.
Ему пришлось бежать под покровом ночи из испанской столицы, я не имел о нем в течение нескольких лет никаких сведений. Дети его были предоставлены попечению родителей его скончавшейся жены, причем старый гранд сказал, что не желает когда-либо встречаться с Уго — ни на этом свете, ни на том.
У меня было слишком много дел в только что отстроенном монастыре, чтобы забивать себе голову проблемами Уго. Матушка, которая промотала все вновь обретенное состояние, снова жаловалась мне на полное безденежье и, приходя ко мне в монастырь иногда по три раза на дню, горько плакала, пеняя на мое жестокосердие. Я как мог помогал ей, пытаясь наставить бедную женщину на путь истинный. Она же была, как обычно, полна нежных слов по отношению к Уго и проклинала меня, называя сушеным монахом и лицемерным ханжой. В конце концов замок наш был продан за долги, и матушка вытребовала у меня право обитать в одной из келий за полный счет монастыря.
Однажды, не выдержав ее постоянных упреков, я впал в гнев и воскликнул неподобающим тоном:
— Матушка, вы совершенно несправедливы ко мне. Уго, зная о вашей нужде, нимало не заботится о вас, более того, уже почти четыре года он не подает о себе ни единой весточки, и никто не знает, жив ли он или уже мертв. Я же забочусь о вас, позволил жить в монастыре, хотя это полностью противоречит нашему уставу, а вы воротите свое сердце от Господа! Вы твердите все время только об одном человеке — об Уго, Уго, Уго! Да будь он неладен, этот Уго! >Конечно, я позволил себе лишнее, мое богохульство в святых стенах монастыря никак не может быть оправдано, даже тем, что я в который раз был вынужден выдерживать невыносимое для меня сравнение с братом, причем не в мою пользу.
Итогом этого разговора стала тяжелая болезнь моей матушки, которая перешла в горячку. Спустя две недели, накануне Рождества Христова года 1549-го матушка моя скончалась. Я жестоко винил себя за то, что именно мои грубые слова возбудили в ее организме болезнь и нервозную горячку, сведшую ее в могилу. Однако потом я понял — во всем виноват Уго! Именно он, и никто другой! Он, бандит, лодырь, ловец удачи, никак не мог сравниться со мной, благочестивым аббатом, настоятелем монастыря Святого Духа, человеком, который был предан Господу превыше всего. Конечно, именно спор об Уго убил матушку, и на счету этого разбойника появилась еще одна жертва, на этот раз его собственная мать.
Я немного лукавил, когда сказал в пылу ссоры матушке, что Уго не подает никаких признаков жизни. Слухи о нем доходили до меня, и это были горькие и страшные слухи. Уго из Испании перебрался в Священную Римскую империю, какое-то время разбойничал где-то в Тироле, затем, едва не схваченный доблестными имперскими войсками, вынырнул во Флоренции. Наконец я узнал, что Уго решил организовать новый поход за золотом, и это ему удалось. Но мероприятие это было в отличие от первого полной катастрофой. Он, кажется, не нашел ни золота, ни изумрудов, более того, испанские королевские войска разгромили его отряд, а самому Уго чудом удалось бежать. Видимо, силы ада все же покровительствовали моему брату.
Затем он решился сделаться флибустьером и нападать на груженные золотом испанские и португальские суда, чтобы завладеть сокровищами, которые ему вовсе не принадлежали. Таков был Уго, он старался всегда стать обладателем того, чем владеют другие.
Он набрал команду таких же, как сам, беглых преступников и головорезов, среди которых были не только европейцы, но мавры и индейцы, завладел коварным и крайне жестоким образом одним из испанских быстроходных судов. И начал грабить.
В течение нескольких лет, когда Уго творил на море беззаконие и лишал жизни добрых христиан, мне было невыносимо горько сознавать, что брат мой позорит наше старинное дворянское имя. Я, признаюсь, иногда думал, что скорая смерть от шальной пули или во время шторма была бы вполне достойным наказанием Уго за его многочисленные преступления. Но из всех переделок он выходил невредимым, словно силы преисподней защищали его от праведного гнева Небес. Я даже начал склоняться к мысли о том, что Уго мог и в самом деле заниматься черной магией, чтобы сделать себя неуязвимым и заполучать как можно больше золота.