Сердце твари
Шрифт:
Никто почему-то не стал возражать. Провианта доставили недели на две безбедной жизни – новое Убежище обустроилось, заработала ферма, открылись склады, так что дальнейшее голодание им не грозило.
Когда все разошлись, Геда задержалась, чтобы тщательно проинструктировать пациента о дальнейшем лечении: теперь-то были и лекарства, и швы она уже сняла, так что если пациент сам не приложит все усилия, чтобы умереть, то он выживет…
Когда она замолчала, Клим спросил:
– Сегодня твое дежурство?
– Да
– Значит, ты свободна. Может, останешься?
Геда в удивлении посмотрела на Клима, но тот лишь развел руками, признаваясь, что сам не понимает, откуда вдруг взялась эта идея.
– Завтра уедете, – наконец придумал объяснение. – Здесь будет скучно и одиноко.
Она все молчала.
– Понял, что сказал глупость. Извини.
– Да нет, – с едва заметной смешинкой в голосе ответила Геда. – Я, пожалуй, приму это предложение… но с одним условием.
– С каким?
– Ты не будешь требовать, чтобы я вернула сигареты.
– Женщина! Ты разгадала мой коварный план. Что же делать?
– Значит, без сигарет я тебе не нужна?
На мгновение Клим стал серьезен.
– Нужна.
– Ну, тогда…
– Еще условие?
– Тогда я запру дверь. Здесь людно.
Лек потер воспаленные глаза. Несколько бессонных ночей, проведенных в лаборатории, – и вот он, почти готовый результат. Только на месте недавних разрезов остались розовые рубцы…
Нет, пожалуй, нужно еще многое поменять. Металл кое-где пришлось вывести наружу. Это никуда не годится. Его новый солдат не должен ничем (ну почти ничем!) отличаться от человека. А тут пришлось его обрить наголо. Затылок и виски прикрывал стальной щиток – иначе не получалось закрепить некоторые механические детали. Ладони с тыльной стороны… щитки над лопатками и плечами… сюрприз для врага – острые как бритва стальные ногти…
Нет, от этого надо будет избавляться. Этакие украшения ни ему самому, ни Ильре ни к чему.
…а в целом он весьма похож на себя. И самое главное – на последней стадии, когда Лек прекратил подпитывать тело магией – он не умер. Это значит, условие Ильры выполнено в полной мере.
Осталось теперь его разбудить. И объяснить его новый статус…
Лек улыбнулся: теперь этот человек полностью в его руках. Слово Создания, и Слово Управления, и Слово Разрушения, все, на чем построена и держится магия, поддерживающая жизнь в этом теле, – все принадлежит единолично мастеру Леку.
И, конечно, Ильре. Если она того пожелает…
Мастер еще раз проверил по записям в альбоме, все ли он сделал правильно, не отступил ли от расчетов, собственноручно выполненных
Лек прищурился, разглядывая бесстрастное, гладко выбритое лицо своего первого поистине живого мертвеца.
Дальгерт не дышал – ему это не нужно. Его сердце не билось – но он был жив. Его нельзя убить ядом – слишком медленно течет кровь. Его невозможно убить оружием – магия целительства мгновенно реагирует на любое повреждение. Враждебное колдовство не сможет воздействовать на него в полную силу – потому что его нельзя в полной мере отнести к миру живых… При этом, по задумке, он должен сохранить память. И мыслить должен примерно так же, как мыслил раньше. При жизни. Интересно, удалось ли этого добиться? Если нет, то все было зря…
Слово «тварь» Леку внезапно не показалось обидным. Тварь – то, что он сделал. Что сотворил сам, своими руками. Тварь Лека – звучит уважительно и серьезно.
Что же. Осталось немного. Привести его в сознание. Оценить результат на деле.
Прямо сейчас?
Лек посмотрел на себя в зеркало. Встрепанный, осунувшийся, словно больной.
Да он Ильру уже два дня не видел! Нет. Нет, она достойна того, чтобы первой… оценить… понять… присутствовать в великий миг его, Лека, победы. Победы над самой смертью…
А если неудача? Что, если Эстан не вспомнит себя? Что, если придется все начинать заново?
Столько трудов…
Да нет, нет, быть этого не может! Все получится. Он проверил и перепроверил расчеты десятки раз. Ошибки быть не может.
Значит, завтра, решил Лек. Завтра мы сделаем это вместе.
Была глубокая ночь. Сентябрь перевалил за середину…
…Где-то капала вода. Монотонно. Одна капля в несколько секунд.
Но источник звука – вне поля зрения. В поле зрения другое. Тонущая в тумане улица, серый камень. Чахлые кусты, мусор, тревожимый неощутимым ветром.
И Он.
Печальные, все понимающие глаза. Кроткая улыбка.
Бог, которому ты никогда не молился.
Бог, слуг которого ты убивал.
Бог, который зачем-то пришел к тебе. Спросить за содеянное? Что ж, он в своем праве.
И ты чуть склоняешь голову в приветствии. Ты признаешь, что ему есть что тебе сказать.
Во взгляде Бога тихий укор:
«Суета мира отвращает от веры многие сердца… и люди теряются, забывают себя и забывают, что Бог есть добро».
«Да, я слышал. Но что есть добро?»