Сердце варвара
Шрифт:
— Эм? — спрашиваю я, хмуро глядя на него сверху вниз.
Пашов показывает на свой сломанный рог.
— Ты можешь сгладить это для меня?
Ой. Конечно. Я немного разочарована, очевидно, что я единственная, у кого в голове пошлые мысли. У него нет зеркала, поэтому, конечно, ему нужна моя помощь, чтобы подпилить его сломанный рог. Я крепко сжимаю камень, гадая, как я собираюсь это сделать. Он намного выше меня — на самом деле почти на два фута. Даже когда я обдумываю это, я все еще немного шокирована, когда он опускается передо мной на колени, его лицо обращено
Либо это, либо мой мозг просто валяется в канаве. Постоянно.
Тоже вполне возможно.
С этого ракурса я хорошо вижу обрубок его рога. Края грубые и зазубренные, но под ними находится гладкий обрубок кости, который выглядит нетронутым. Я не могу удержаться, чтобы не прикоснуться к нему.
— Тебе больно?
— Нет. — Его голос звучит хрипло. Когда я смотрю на него, его глаза закрыты, выражение лица напряженное. — Если можешь, отшлифуй, пожалуйста, твердые края.
— Поможет ли это отрасти ему снова?
— Нет, но я боюсь, что случайно проткну тебя или Пей-си краями.
— Маловероятно, что это произойдет, — бормочу я, хотя с его стороны мило думать о нас. — Ты на два фута выше меня.
— Когда мы лежим вместе в постели, мы одного роста.
Значит, он думает о том, чтобы лечь со мной в постель? Я чувствую теплый прилив удовольствия.
— Я понимаю. — Я прижимаю точильный камень к остаткам его рога и колеблюсь. — Тебе не будет больно?
— Я ничего не почувствую, обещаю.
Я наклоняюсь, и его руки ложатся мне на талию. Конечно, он просто поддерживает меня, но когда я снова прикладываю камень к его рогу, я вижу, что его лицо находится на одном уровне с моей грудью. И теперь, когда я поняла это, я не могу перестать думать об этом. Я тру камнем один неровный излом, и мои груди колышутся в ответ на движения. О боже.
Но он не хватает меня за сиськи. Он даже не комментирует тот факт, что они трясутся у него перед носом, как маракасы, когда я подпиливаю твердые, обломанные кончики его рога. Он просто стоит на коленях, совершенно неподвижный, пока я работаю над его рогом. И я немного разочарована. Неужели то, что моя грудь у него перед носом, ничего ему не дает?
Я заканчиваю разглаживать жесткие края и изучаю свою работу. Теперь вместо того, чтобы быть расколотым, он стал гладким и небольшим на вид.
— Ты сказал, что целитель могла бы исправить это для тебя?
— Она не может это исправить, но она может побудить его снова вырасти, — говорит он мне, когда я вручаю ему камень. — Я не всегда буду таким, как Рaхош. Тебя это беспокоит?
Я думаю о Рaхоше, его лице, покрытом шрамами, и его сломанных и искривленных рогах. Он не самый привлекательный инопланетянин. Была бы я все еще влюблена в Пашова, если бы он выглядел так же устрашающе, как свирепый Рaхош? Я изучаю его и решаю, что все равно любила бы его. Меня отталкивает не сломанный рог, а то, что он собой представляет. Это напоминает мне, что я чуть не потеряла его, и я ненавижу это зрелище.
— Все в порядке. Сколько времени потребуется, чтобы он отрос?
Он пожимает плечами.
—
О боже мой. Так долго?
Я должна скрыть свое удивление, потому что он встает на ноги и похлопывает меня по плечу.
— Мне очень жаль.
Почему он сожалеет? Это не его вина. В тот день я была той, кто отправил его обратно в пещеру за специями. Если кто-то и виноват в его травме, так это я.
— Не извиняйся.
Он криво улыбается мне.
— Я не хочу, чтобы у тебя была пара, на которую неприятно смотреть.
Я шокирована этим. Почему он так думает?
Я смотрю на него, пока он отряхивает со своих плеч мелкие крупинки измельченного рога. С другой стороны, почему бы ему так не думать? Те несколько раз, когда он прикасался ко мне, я плакала. Я не дала ему ничего, что указывало бы на то, что он меня привлекает, и он не помнит нашего совместного прошлого. А рога… Может быть, это предмет гордости мужчин ша-кхаи. Я никогда не задумывалась об этом раньше, но все всегда говорят о рогах Рaхоша так, будто они шокирующе ужасны. Может быть, из-за того, что у меня нет рогов, я никогда не задумывалась об этом.
Но я думаю об этом сейчас.
Пашов заканчивает отряхиваться и раздевается до набедренной повязки. Как только он снимает кожаные леггинсы, он отбрасывает их в сторону, а затем тянется за мочалкой, которую я оставила сушиться у огня. Он макает ее в воду и начинает тереть свою голую грудь, все движения энергичные и решительные.
Я вдруг понимаю, что все это время делала неправильно.
Я отталкивала свою пару и обращалась с ним как с незнакомцем. Он тот же самый человек. Он тот же милый, забавный, кокетливый мужчина, в которого я влюбилась. Ему просто не хватает кусочка своей памяти. И все же я веду себя так, словно он кто-то совершенно новый, незнакомец с лицом моего возлюбленного.
Это один и тот же человек.
И я идиотка, потому что мои действия еще больше отдаляли нас друг от друга, когда я должна была работать над тем, чтобы сблизить нас.
— Вот, — говорю я. — Позволь мне помочь. — И я делаю шаг вперед и беру тряпку у него из рук.
Пашов выглядит удивленным, а затем обрадованным. Его простое удовольствие разбивает мне сердце и заставляет хотеть большего. Я хочу, чтобы на его лице все время было это глупое выражение радости. Подумать только, что такая мелочь — вымыть ему грудь — может сделать его таким счастливым.
Я могу сделать гораздо больше, чем просто вымыть ему грудь, чтобы доставить ему удовольствие.
Я беру ягоды из его рук и выжимаю их над водой, делая свои движения медленными и чувственными, потому что знаю, что он наблюдает за мной. Я обязательно наклоняюсь, выпячивая при этом свою задницу, и опускаю ткань в мешок. Когда она становится мокрой и покрытой пеной, я выпрямляюсь и поворачиваюсь к нему спиной.
Он смотрит на меня глазами, которые горят, как угли, и я знаю, что полностью завладела его вниманием. Мою кожу покалывает от осознания этого, и я осторожно провожу влажной тканью по его груди.