Сердце вдребезги, или Месть – холодное блюдо
Шрифт:
– Странно, но оставили только мой дом.
– Наверное, судьбе хотелось, чтобы вы смогли его увидеть перед тем, как его снесут.
Наверное, со стороны мы смотрелись более чем странно. Дорого одетый мужчина и не менее элегантная женщина, которые сидели на лавочке у еще уцелевшей хрущевки и жадно смотрели на каждого, кто выходил из подъезда. Позади нас стоял серебристый «Мерседес» и блестел на солнце так, что впору было просто глаза закрывать.
– А где ваши окна?
– Второй этаж справа. Это был мой балкон.
– Почему вы его не застеклили?
– У
– Сейчас слишком много краж.
– Тоже верно.
Тут из подъезда вышел какой-то неопрятный мужчина с давно немытой седой головой. Майкл вскочил и бросился к нему навстречу:
– Пашка! Пашка, привет! Сколько лет, сколько зим! Испуганный мужчина смотрел на Майкла, словно на привидение, и не мог произнести ни единого слова.
– Пашка, ты меня не помнишь?
– Вы, наверное, меня с кем-то путаете? – еще больше испугался мужчина и слегка попятился назад.
– Да ни с кем я тебя не путаю. Я тебя сразу узнал. Это я, Майкл!
– Майкл?!
– Ну да. Неужели я так изменился? Ну, скажи! Ты тоже изменился, но я все равно тебя узнал. Посмотри на меня повнимательнее. Это сейчас я Майкл, а в то время я был просто Мишка. Мишка со второго этажа. Вон мой балкон. Мы с тобой еще в казаки-разбойники играли, а еще мы с тобой любили одну девочку. Помнишь? Ее звали Зина. Мы из-за нее даже дрались. Когда я отсюда уезжал, ты вовсю крутил с ней любовь. Я тогда на нее очень сильно обиделся за то, что она предпочла тебя, и укатил в Америку. Как сложилась ее судьба? Где она сейчас? Не знаешь?
– Зина – моя жена.
– Правда?! Поздравляю!
– Спасибо.
– А ты сейчас где работаешь, чем занимаешься?
– Я слесарем в РЭУ недавно работал, но меня уволили.
– Как уволили? Почему?
– За пьянство. Послушай, Мишка, ты же мне друг детства. Будь человеком, дай на бутылку.
– Значит, ты меня узнал! – еще больше обрадовался Майкл.
– Узнал, несмотря на то что ты такой гусь лапчатый. Ряженый весь.
– Да ладно тебе. – Майкл слегка отшатнулся. Видимо, запахом отстойного перегара разило так, что было очень трудно устоять.
– А ты что у нас делаешь?
– Да так, в Россию по делам прилетел. Решил дом увидеть, вспомнить свою молодость.
– Ностальгия мучает?
– Да не то чтобы ностальгия, но есть маленько. Я ведь уже американец. Как бы меня в Россию ни тянуло, а жить здесь я уже не смогу. Мой дом там.
– Ну и как там, в Америке? Как живется в мире загнивающего капитализма?
– В мире загнивающего капитализма живется просто прекрасно, только капитализм там не загнивающий, а процветающий.
Мужчина посмотрел на стоявший у дома серебристый «Мерседес» и с интересом спросил:
– Твоя машина?
– Это мне по работе дали. А дома у меня несколько машин.
– А как же ты на нескольких ездишь? – В голосе мужчины послышалась злость.
– Под настроение. Какое настроение, такую машину из гаража и выгоняю. Вообще-то я сам за рулем не люблю сидеть, у меня для этих целей водитель есть.
– Хорошо тебе. Значит, буржуем стал.
– Да какой я буржуй?! Посмотри на меня. Разве я на него похож?
– Еще как. Хорошо тебе.
– Да и не так уж мне хорошо. Я просто много работаю. Кстати, как там Зина?
– Нормально. Что с ней будет-то?
– Не обижаешь?
– Если не выпросит, то не обижаю. Баба должна знать свое место.
– Это собака должна знать свое место, а женщина-то при чем?
– Баба она и есть та же самая собака, разве только что не воет.
– Паша, а хочешь в кафе какое-нибудь заедем? Посидим, выпьем, за жизнь поговорим. У меня еще есть полчаса.
– Да я как-то не одет, чтобы по кафе ходить. Послушай, будь другом, дай мне на бутылку по старой дружбе. Если не хочешь по старой дружбе, то, когда ты в следующий раз из своей Америки приедешь, я тебе обязательно отдам.
– Да не нужно мне ничего отдавать. Растерянный Майкл полез в карман, достал из него бумажник и вытащил пару стодолларовых купюр.
Обезумевший мужчина выхватил предложенные ему доллары и расплылся в безобразной улыбке, обнажив при этом свои гнилые зубы.
– Столько хватит?
– Хватит. Ты не представляешь, как я тебе благодарен. Век не забуду. Я тебе в следующий раз обязательно отдам.
– Да не нужно мне ничего отдавать.
В этот момент из дома вышла спившаяся женщина, от которой за версту несло перегаром. На голове женщины была грязная, поеденная молью косынка, а ее давно не стиранная одежда вызывала даже не жалость, а раздражение на то, что такие, как она и ей подобные, позорят наш женский род. Пашка бросился к женщине и замахал перед ее лицом двумя стодолларовыми купюрами:
– Зина, Зинка! Смотри, сколько у нас теперь денег! Теперь можно бухать целый месяц!
– А кто дал тебе такие деньги? – смачно сплюнула на землю женщина и закашлялась так, будто у нее туберкулез.
– Мишка.
– Какой еще Мишка?
– Да вот, перед тобой стоит. Он раньше в нашем доме на втором этаже жил.
– Мишка?! – Женщина поправила свою косынку и подозрительно посмотрела на Майкла. – Это, что ли, который в Америку уехал?
– Точно! С которым ты раньше любовь крутила. Представь, если бы ты тогда его, а не меня выбрала, то была бы сейчас такой же буржуйкой, как и он.
– Здравствуй, Зина. – В голосе Майкла послышалась неподдельная грусть.
– Мишка, ты, что ли? – брезгливо посмотрела на него женщина. – Ты что сюда прикатил? Посмеяться над нами хочешь? Не терпелось посмотреть, какими мы стали? А мы такие, какие есть. Мы по американским улицам не гуляем, на лимузинах не ездим, в дорогих ресторанах не сидим. Пожалеть нас решил, денег дал. Что-то вроде благотворительности. Так вот, жалеть нас не нужно. Мы нормально живем, и нас все устраивает. Я с Пашкой счастлива и ни о чем не жалею.