Шрифт:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРОКЛЯТЬЕ ДЛЯ ОБОРОТНЕЙ
… Может быть, тот лес – душа твоя,
Может быть, тот лес – любовь моя,
Или, может быть, когда умрём,
Мы в тот лес направимся вдвоём.
Н. Гумилёв
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Рональда
Над лесом вставало солнце.
Я
Ветер шелестел листьями деревьев, заставляя их перешептываться между собой. Скосив глаза, я наблюдала, как из норки вылез тушман – маленький пушистый зверёк-грызун – и принялся с упоением тереть глазки-бусинки, чтобы прогнать сонливость и умыться. С каждой минутой воздух всё больше светлел, и я уже могла разглядеть и пространство вокруг себя, и деревья, обступившие меня со всех сторон, словно они желали меня обнять. Забавно, ведь кроме них вряд ли найдутся охотники до объятий со мной.
Над лесом полилась тихая, мелодичная песнь какой-то маленькой птички. Прислушавшись, я узнала трели калюжницы – эта крошечная птица с красным брюшком и забавным жёлтым хохолком на голове больше всего любила петь именно на рассвете, словно желая поприветствовать начинающийся день.
Наконец, солнце выглянуло из-за верхушек деревьев и на миг ослепило меня. Я улыбнулась. Оно делало так каждое утро, а я радовалась – думала, что солнце играет, подмигивает мне, подбадривает… И никогда заранее не жмурилась, чтобы не пропустить тот, самый первый, лучик света, который заглянет мне в глаза. Поймав это приветствие от наступающего дня, я с наслаждением потянулась, не вставая с прохладной почвы, чувствуя, как трава щекочет голые пятки…
Я бы очень хотела быть столь же прекрасной, как и это утро, и природа вокруг меня. Но я, к сожалению, не была такой. Иногда мне казалось, что это должны замечать и лесные животные, и рыбы, и даже деревья – но они не замечали. В отличие от моих сородичей, да и меня самой. Я терпеть не могла смотреться в зеркало, да и что хорошего я бы увидела там? Низкую и нескладную полную девушку со светлыми волосами, настолько жидкими, что голова напоминает ощипанную курицу. Нос – толстый, мясистый, как пятачок у свиноматки. Огромные губы, из-за которых меня когда-то прозвали жабой. Хоть уши не торчат и зубы ровные, и на том спасибо.
Единственная красота – глаза. Они у меня голубые, как лепестки лесной фиалки, очень редкого лесного цветка. И если бы они находились на каком-нибудь другом лице, может, и ничего, но на моём смотрится, как насмешка природы. Тем более, что у всех нормальных оборотней глаза жёлтые. Точнее, они становятся жёлтыми после первого обращения. А до этого могут быть самыми разными. И то, что мои глаза до сих пор остаются голубыми, говорит только об одном…
– Рональда!
Я вздохнула. Ну вот, начинается. А я так надеялась полежать здесь ещё хотя бы десять минут.
– Рональда! Рональда, ты слышишь меня? Отцу срочно нужна твоя помощь!
Я хмыкнула. Ну конечно, кто бы сомневался.
– Иду, Сильви.
Над моим голосом природа тоже поиздевалась. Нет бы сделать квакающим, как у настоящей лягушки! А он у меня обычный, красивый даже.
Я встала с земли, отряхнула юбку, нацепила башмаки, а затем сошла с пригорка и направилась навстречу сестре.
Увидев меня, Сильви как всегда нахмурилась.
– Ну где ты пропадаешь? Каждый раз так! Неужели ты не можешь подойти поближе к Поляне?!
Я пожала плечами, и она поджала губы.
– Пойдём. Отец просил привести тебя как можно скорее. – Она развернулась и поспешила прочь, а я молча последовала за ней.
Сестра, в отличие от меня, унаследовала замечательную во всех отношениях внешность нашей матери. У Сильви прелестные кудрявые волосы цвета золота, ярко-жёлтые глаза, изящный рот и стройная фигура. Она выше меня на целую голову и сумела впервые обратиться в тринадцать лет, как и положено. Сильви очень сильная самка, не смотря на свой возраст. Сейчас ей всего восемнадцать.
Кроме неё, у меня есть ещё одна сестра. И двое братьев. Я – самая старшая, мне двадцать два года. И все мы – дети главы клана белых волков, или, как его называют у нас, оборотней, калихари.
Я думала, отец будет встречать нас с Сильви у входа в деревню, как обычно, но нет. Видимо, случилось что-то действительно серьёзное.
Вместо того чтобы повернуть к дому калихари, сестра вдруг повела меня в ближайшее строение. Значит, раненых даже не стали тащить в усадьбу. Хм…
– Да шевелись ты! – зашипела Сильви, сверкнув ярко-жёлтыми глазами. Я, по своему обыкновению, ничего не ответила.
Возле дома, к которому мы шли, резко и неприятно пахло свежей кровью. Запаха было много, воздух им просто пропитался…
Дверь распахнулась.
– Рональда!
Я моментально остановилась, чуть присела и опустила голову – так у нас полагалось приветствовать любого из трёх глав кланов.
– Калихари.
Я никогда не называла его отцом.
– Пойдём. – Я и опомниться не успела, как он вдруг развернулся и вошёл в дом. – Джерард не смог вовремя остановиться…
Больше отец ничего не сказал, но мне больше и не требовалось.
Джерард – старший из моих братьев. И самый неуравновешенный. Он, конечно, ара – так называют сильных, крупных самцов, – но пока не может понять, что быть ара – это тяжёлая работа, а не игра в «догони, поймай, укуси».
Суть любого оборотня – двойственность. Двойное сознание. Есть человек, а есть волк. И чем сильнее твой внутренний волк, тем сложнее его контролировать. Настоящий ара должен быть прежде всего не сильным хищником, а сильным человеком, чтобы подчинить своего волка. Процесс «подчинения» занимает от пяти до десяти лет. По крайней мере обычно так и происходит. Но Джерард мучается уже чуть больше восьми, а подвижек всё нет и нет. Отец думает – это из-за его вспыльчивости. Возможно, он прав, и прежде, чем подчинить своего внутреннего волка, брату придётся побороться с собственным характером.
В комнате, куда завёл меня калихари, царил настоящий разгром: на полу валялись черепки от разбитой посуды, куски окровавленной ткани, ещё какой-то хлам, неподдающийся опознанию. А у окна стояла кровать, на которой и лежал он – получеловек-полуволк, с ног до головы вымазанный собственной (а может, и чужой) кровью.
Он не двигался.
– Я дал ему сонного зелья. Рональда, это Нери, сын Кендры…
Я только вздохнула. Всё понятно. Кендра – ближайшая подруга моей дражайшей матушки, и понятное дело, обе очень расстроятся, если я не сумею помочь бедолаге.