Сердце волка
Шрифт:
«Я всё равно скажу, потому что, может быть, когда-нибудь ты вспомнишь этот день»… И она вспомнила. И теперь, глядя на его руки, что лежали на плечах маленькой девочки с большими «жабьими» губами и мясистым носом, она вспоминала слова своего брата, прозвучавшие много лет назад и оставшиеся навсегда в глубине её души.
«Я никогда не переставал любить тебя».
«Не проходит и дня,
«Джерри не умер, он здесь, перед тобой».
И никто из находящихся на Поляне оборотней не увидел, как исчез с её виска маленький шрам, что жил там с тех пор, как Джерард бросил в неё свой первый камень.
Нарро понимал — что-то происходит, но не двигался, продолжая стоять на коленях перед той, которую так долго ждал. Он чувствовал, что лес заволновался, ветви деревьев закачались, словно перед грозой…
А она всё стояла и смотрела на брата. И плакала.
И он уже думал, что она сейчас уйдёт с Поляны навсегда, когда она вдруг обернулась и со светлой и лёгкой улыбкой, озарившей её лицо подобно солнечному лучу, сказала:
— Моё имя Эмирин, дартхари.
И вложила в руку Нарро свою ладонь.
Мир вокруг взорвался в ликующем крике. Качались и скрипели деревья, свистел ветер, в небе кричали птицы, в глубине леса ревели звери… и только оборотни на Поляне молча и с изумлением наблюдали за тем, как медленно начинает ярко светиться Древний Камень, превращаясь из невзрачного серого булыжника в пульсирующее Сердце Арронтара.
Нарро на всё это не смотрел. Он и так знал, что происходит — чувствовал ликование леса.
А ещё он помнил, что означает это имя.
Эмирин — «простившая».
Форс был во дворе, когда земля под ним вдруг задрожала. Это дрожала Снежная пустыня, радуясь за своего древнего соседа — волшебный лес, который наконец обрёл покой.
Форс улыбнулся и поднял глаза. Сколько же лет он не видел этого прекрасного зрелища! Две яркие звезды, Аррана и Тар, сияли на небе — сверкающие и неразлучные. Вечные… и освободившиеся от проклятья.
Теперь он сможет вздохнуть спокойно. Теперь всё будет, как надо. И возможно, он тоже когда-нибудь вернётся в Арронтар… и почувствует собственный Зов. Если лес позволит.
— Спасибо вам, Дэйнар и Рональда, — прошептал Форс, касаясь ладонью земли. — Порадовали старика.
Джерард сидел на крыльце вместе с дочерью и вглядывался в ночь. Она звенела мелодией жизни, дрожала от освобожденных
— Пап, как ты думаешь, она придёт к нам? — спросила дочь, легко прикасаясь к его руке.
— Придёт. Конечно, придёт, Ронни, — ответил он, погладив её ладонь.
И улыбнулся.
В ту ночь Арронтар обрёл обоих дартхари. И ликовал вместе с ними, вместе с огромными белыми волками, что мчались вперёд всё быстрее и быстрее…
Беги, моя Эмирин, беги! Сегодня я догоню тебя, чтобы сделать своей теперь уже навсегда… Но как сладка погоня! Я так долго ждал… Беги, моя Эмирин…
Я бегу, мой Нарро… Я не могу не бежать… Ночь пахнет тобой, и весь мир сузился до одного тебя… Я чувствую тебя за своей спиной. Я так долго ждала…
Два белых волка. Музыка, поначалу едва слышная, нарастает, пока не становится оглушительной, звеня повсюду – в земле, в траве, в деревьях, в небе…
Два человека в ночной темноте, слившихся в объятиях. Громкий стон, переходящий в крик. Рука в руке, глаза в глаза…
Люблю тебя.
Лирин стояла у окна, широко распахнув створки, и дышала глубоко и спокойно. В воздухе витал аромат мокрой после дневного дождя травы, сладко-горький, мягкий и ласковый. Тихо, очень тихо шелестел ветер, и она слушала, слушала его песню, улыбаясь. И плача.
Мелодия переливалась между листьями деревьев, как вода переливается между песчинками и камнями, то почти затихая, то вновь разгораясь.
Это была песня ожидания и возвращения. Песня любви и верности. Песня боли и обиды. Песня прощения.
Арронтар наконец-то был свободен.
«Не плачь», — шепнул он на ухо девушке, что столько лет была его Сердцем, и Лирин засмеялась.
Ветер коснулся её волос, погладил по щеке, осторожно высушил слёзы.
— Ты прав. Теперь не нужно плакать.
Она была очень счастлива. Счастье наполняло её полностью, и казалось, оно сейчас начнёт переливаться через край. Но оно не переливалось, а только становилось всё больше и больше…
И если бы Лирин могла умереть, она бы сделала это в тот миг.
Но оказывается, от счастья не умирают.