Сердце волка
Шрифт:
Роберт, сделав шаг, остановился и указал рукой, державшей стакан, на стоявший у окна небольшой диван:
— Садись.
Штефан повиновался. Он почувствовал, даже немного удивившись этому, очень большое облегчение от того, что наконец-то мог присесть. Его нога в течение последнего получаса постепенно перестала болеть, однако позвоночник, казалось, мог вот-вот развалиться на составные части. Что бы сейчас ни происходило с ним и Ребеккой — это было уже не просто усталостью. Когда он опустился на обитый мягкой кожей диван, желание закрыть глаза и расслабиться оказалось просто непреодолимым.
Шорох
Огромным усилием воли Штефан снова открыл глаза и посмотрел на шурина. То, что он увидел, сильно его удивило. Быть может, он впервые в жизни видел лицо настоящего Роберта, а не одну из его бесчисленных масок, которые он надевал так часто, что, наверное, уже и сам не знал, как в действительности выглядит его лицо. Перед Штефаном сидел очень уязвимый и очень уставший человек.
— Ты и в самом деле не понимаешь, о чем я говорю, да? — спросил Роберт. — Ты думаешь, что это всего лишь ребенок, который стал новой игрушкой для Ребекки.
— Глупости! — воскликнул Штефан. — Я прекрасно знаю…
— Ты ничего не знаешь! — перебил его Роберт.
Казалось, что он почти прокричал эту фразу, хотя его голос при этом стал громче.
Эта вспышка гнева удивила Штефана, хотя и не вызвала у него соответствующей реакции. Возможно, он почувствовал, что гнев Роберта сейчас направлен не на него. Точнее, главным образом не на него. Просто Штефан в данный момент оказался единственным человеком, на котором Роберт мог хоть как-то сорвать злость, однако на самом деле он злился не на Штефана. Наверное, даже вообще ни на кого конкретно. Роберт, по-видимому, был просто очень недоволен своей судьбой, и, скорее всего, уже давным-давно. К сожалению, у судьбы нет ни лица, ни имени, ни каких-либо слабых мест, чтобы можно было обрушиться на нее в порыве гнева.
Роберт поднял свой стакан и осушил его одним глотком.
— Ты ничего не знаешь, — повторил он, как будто это была молитва, которую нужно было твердить снова и снова для того, чтобы она наконец-то дала успокоение. — Ни-че-го.
Штефан промолчал. Что бы он сейчас ни сказал — все было бы впустую. Роберт не хотел его слушать. Ему надо было выговориться.
— Вспомни ту аварию, — продолжил Роберт. — Мне кажется, что ты так до конца и не понял, что в результате той аварии случилось с твоей женой.
Он сказал «с твоей женой», а не «с Ребеккой» или «моей сестрой», как будто пытался возложить на Штефана всю ответственность за ту давнюю трагедию. Штефан с удивлением подумал, что, наверное, в этом и заключалась причина его откровенно неприязненного отношения к Роберту в течение всех лет их знакомства. Подобное объяснение казалось настолько простым, что, пожалуй, и было единственно правильным. Вероятно, Роберт искренне считал, что Штефан так и не ощутил в надлежащей мереответственности за то, что произошло с Ребеккой.
Тем не менее он сказал с упреком:
— Ты прекрасно знаешь, что это не так. Я две недели просидел возле ее кровати в больнице…
— Может, ты и пистолет
Штефан удивленно уставился на своего шурина.
— Не очень подходящий момент, чтобы тебе об этом рассказывать, — сказал Роберт после небольшой паузы. Затем он горько рассмеялся. — Впрочем, любой момент был бы неподходящим. Я не хотел, чтобы ты знал об этом, хотя, наверное, это было неправильно.
— О чем ты не хотел мне рассказывать? — спросил Штефан.
Он, конечно же, понял, что имел в виду Роберт. Ему просто не очень хотелось об этом услышать от него.
— Это произошло как раз в моем доме, — начал Роберт. Он попытался глотнуть из своего пустого стакана, затем слегка поморщился и показал пальцем куда-то вверх. — На втором этаже, прямо над нами. В комнате, где она сейчас спит.
— Она… — начал Штефан.
— …попыталась покончить жизнь самоубийством, — перебил его Роберт. — Да. Она нашла один из моих пистолетов, но он оказался незаряженным — по чистой случайности. Если бы в нем были патроны, то я не успел бы ей помешать. — Он так сильно наклонился вперед, что расстояние между ним и Штефаном уменьшилось вдвое. — Пойми, Штефан: она нажалана спусковой крючок. Это была не просто угроза, и не попытка привлечь к себе внимание, и не какая-нибудь подобная ерунда. Она действительнонажала на спусковой крючок.
— Я об этом ничего не знал, — прошептал Штефан.
Он был шокирован.
— Ну конечно, ты об этом не знал! — фыркнул Роберт. — А что ты вообще знаешь?
Он резко встал, подошел к бару и снова наполнил свой стакан. На это раз его рука так сильно дрожала, что он лишь с трудом умудрился не пролить коньяк. Если бы Штефан не был так сильно поражен услышанным, его обеспокоило бы состояние шурина. Обычно Роберт редко употреблял алкоголь, да и всегда пил в меру.
Наполнив стакан, Роберт почему-то не стал из него пить, а просто стоял со стаканом в руке и смотрел куда-то в пространство. Штефан подумал, что ему вроде бы надо радоваться такому обескураженному виду шурина и тому, что ему наконец удалось сбить с Роберта спесь. Однако Штефан почему-то не испытывал радости. Ни малейшей.
— Та пьяная свинья, которая врезалась в Ребекку… — снова заговорил Роберт. Его голос был настолько тихим, что, не будь теперь у Штефана обостренного слуха, он, наверное, не смог бы разобрать ни слова. Тем не менее Штефан содрогнулся от той боли, которая чувствовалась в этих словах. — Он не просто сломал ей несколько костей и убил ее еще не родившегося ребенка. Это ты смог понять?
Между прочим, это был ребенок и Штефана, однако он не стал напоминать шурину об этом. Роберт все равно бы его не услышал: он всецело был занят собственными переживаниями.
Роберт вдруг повернулся так резко, что часть содержимого его стакана выплеснулась на пол.
— Понял или нет?
— Я не совсем…
— Конечно, не понял! — перебил его Роберт.
Штефан осознавал, что Роберт в любом случае прервал бы его, и именно этими словами. Независимо от того, что Штефан ответил бы. Возможно, Роберт уже давно ждал подходящего случая, чтобы высказать ему все это.