Сердце йоги
Шрифт:
Впоследствии мы увидим, что и это понятие о долге подлежит изменению и что самая великая работа совершается только тогда, когда за ней не стоят никакие эгоистические мотивы. Тем не менее, работа, основанная на чувстве долга, приводит нас к работе, которая перестает быть долгом. Тогда всякая работа делается служением тому Богу, в которого человек верит, и совершается как бы сама для себя, а не ради посторонних результатов.
Мы находим, что философия долга, как в форме этики, так и в чисто эмоциональных проявлениях, одинакова во всех учениях йоги. Ее цель заключается в жертвовании низшим «Я» для того, чтобы могло проявиться реальное, высшее «Я». Философия долга стремится уменьшить бесполезную трату энергии на низшей плоскости бытия для того, чтобы душа могла проявляться на высших планах. Это достигается благодаря уничтожению низших желаний, чего строго требует философия долга. Таким путем, сознательно или бессознательно, развивался весь строй общества в областях деятельности и опыта, где, ограничивая эгоизм, мы открываем путь к беспредельному расширению истинной природы человека.
Исполнение долга редко бывает приятным. Оно бывает гармоничным, лишь когда человек движим любовью, при отсутствии же ее получается постоянное трение. Иначе как могли бы родители исполнять свой долг по отношению к детям, мужья – по отношению к женам и наоборот? Разве мы не встречаемся со случаями такого трения каждый день. Долг приятен, лишь когда ему сопутствует любовь, а любовь сияет лишь в свободе. Но разве
Целомудрие – первая добродетель в мужчине и женщине, и редко можно найти человека, который не мог бы быть возвращен на правый путь кроткой, любящей и целомудренной женой, как бы далеко он от него ни уклонился. Мир еще не настолько испорчен. Мы много слышим о грубых мужьях и о развращенности мужчин, но разве нет столь же грубых и развращенных женщин? Если бы все женщины были так добры и чисты, как можно было бы предполагать, судя по их собственным постоянным утверждениям, то я убежден, что не было бы ни одного развращенного мужчины в мире. Нет той грубости, которая не могла бы быть побеждена кротостью и целомудрием. Добрая и целомудренная женщина, взирающая на каждого мужчину, кроме своего мужа, как на своего ребенка и проявляющая к нему материнское отношение, приобрела бы такую огромную силу благодаря своей чистоте, что не существовало бы ни одного мужчины, как бы примитивен он ни был, который бы в ее присутствии не почувствовал атмосферу святости. Точно так же и каждый мужчина должен смотреть на всех женщин, кроме своей жены, как на мать, дочь или сестру. И человек, стремящийся быть религиозным учителем, должен смотреть на каждую женщину как на свою мать и относиться к ней соответствующим образом.
Положение матери – высшее в мире, так как это место, на котором можно научиться высшему бескорыстию и проявлять его. Любовь к Богу – единственная любовь, которая выше материнской любви; все остальные виды любви ниже. Долг матери думать сначала о своих детях, а затем о себе. Но если вместо этого родители всегда думают сначала о себе, то результатом будет то, что отношения между родителями и детьми станут такими же, какими бывают между птицами и их птенцами, не узнающими своих родителей, как только немного подрастут. Благословен мужчина, способный смотреть на женщину как на представительницу Божественного материнства, и благословенна женщина, для которой мужчина представляет собой Божественное отцовство. Благословенны дети, которые смотрят на своих родителей, как на проявление Бога на земле.
Единственный способ восхождения состоит в исполнении ближайшего, очередного долга. Приобретая таким образом силу, мы постепенно достигаем наивысшего состояния. Один молодой саньяси удалился в лес; там он медитировал, молился и занимался йогой. Прошло много лет упорного труда и суровой жизни. Однажды, когда он сидел под деревом, несколько сухих листьев упали ему на голову. Подняв глаза, он увидел ворона и журавля, вступивших в драку на верхушке дерева. Это его очень рассердило. Он сказал: «Как вы смеете бросать сухие листья мне на голову!» Когда он при этих словах с гневом взглянул на птиц, из его глаз вырвался как бы язык пламени, который сжег их обеих, превратив в пепел. Он был в восторге от этого проявления своей силы: он мог испепелять одним взглядом! Некоторое время спустя ему пришлось пойти в город просить милостыню. Он подошел к одной двери и сказал: «Мать, дай мне пищи». Голос изнутри ответил: «Подожди немного, сын мой». Молодой человек подумал: «Ах ты, скверная женщина! Как ты смеешь заставлять меня ждать? Ты не знаешь еще моей силы». Но тут снова послышался тот же голос: «Молодой человек, не превозносись! Здесь нет ворон и журавлей». Саньяси очень удивился. Подождать ему, однако, еще пришлось. Наконец женщина вышла; он бросился к ее ногам и сказал: «Мать, как ты это узнала?» Она ответила: «Сын мой, я не знаю вашей йоги и твоих упражнений. Я самая заурядная женщина. Я заставила тебя ждать потому, что муж мой болен и я ухаживала за ним. Всю мою жизнь я всеми силами старалась исполнять свой долг. Когда я была девушкой, я исполняла свои обязанности по отношению к родителям; выйдя замуж, я исполняю свой долг по отношению к мужу, вот и вся моя йога. Но по мере того, как я исполняла свой долг, на меня сходило просветление, поэтому я и могла прочесть твои мысли и знала, что ты сделал в лесу. Если ты хочешь узнать нечто еще более высокое, пойди на площадь, которую я тебе укажу; ты увидишь там одного вьядху, [1] и он тебе скажет нечто, что ты рад будешь узнать». Саньяси подумал: «Зачем мне идти в этот город и к вьядху?» Но после того, что он услышал, ум его несколько просветлел. Он пошел в указанный город, нашел площадь и издали увидел высокого, толстого вьядху, который, разговаривая и торгуясь с народом, резал мясо большими ножами. Молодой человек сказал: «Помоги мне, Господи! Неужели я могу чему-нибудь научиться у этого человека? Он не что иное, как воплощение дьявола». Между тем тот человек повернулся к нему и сказал: «О Свами, тебя послала эта женщина. Присядь, пока я закончу свое дело». Саньяси подумал: «Что это значит?» Он сел, а мясник продолжал свое дело и, закончив его, собрал деньги и сказал саньяси: «Пойдем со мной домой». Дойдя до дома, вьядха предложил ему сесть, сказав: «Подожди здесь», а сам вошел в дом. Затем он вымыл своих старых родителей, накормил их и сделал все возможное, чтобы удовлетворить их, после чего он пришел к саньяси и сказал: «Ты пришел ко мне. Чем я могу быть тебе полезен?» Саньяси предложил ему несколько вопросов, касающихся души и Бога, а вьядха прочел ему лекцию, составляющую часть Махабхараты, именуемую Вьядхагита. Она содержит одно из высочайших учений веданты. Когда вьядха закончил, саньяси был безмерно удивлен. Он спросил: «Почему ты находишься в таком теле? Почему, обладая таким знанием, ты являешься вьядхой и занимаешься таким грязным, скверным ремеслом?» – «Сын мой, – отвечал вьядха, – не существует грязных и скверных обязанностей. По своему рождению я поставлен в эти условия. В детстве я научился этому ремеслу; я не привязан к нему, но стараюсь выполнять его хорошо. Я стараюсь исполнить свои обязанности семьянина и стараюсь сделать отца и мать счастливыми, насколько могу. Я не знаю твоей йоги и не сделался саньяси; не удалился я также из мира в леса; тем не менее все, что ты видел и слышал, пришло ко мне в силу бесстрастного исполнения мной обязанностей, присущих моему положению».
1
Самая низшая каста в Индии, состоящая из охотников и
В Индии живет мудрец, великий йог, один из самых замечательных людей, когда-либо виденных мною. Он человек странный: на вопросы он не отвечает и не занимается учительством. Если вы предложите ему вопрос и подождете несколько дней, он в разговоре коснется этой темы и прольет на нее необычайный свет. Он сказал мне однажды, в чем состоит тайна труда: «Соедини цель и средства воедино. Когда ты делаешь какую-нибудь работу, не думай ни о чем, кроме нее.
Глава V. Мы помогаем себе, а не миру
Прежде чем обратиться к рассмотрению того, каким образом долг способствует нашему духовному росту, позвольте вкратце описать другой аспект того, что мы в Индии называем кармой. Во всякой религии есть три части: философия, мифология и обрядность. Само собой разумеется, что философия является сущностью всякой религии; мифология разъясняет и иллюстрирует ее более или менее легендарными жизнеописаниями великих людей, рассказами о чудесных событиях и т. п.; обрядность придает этой философии еще более конкретную форму, низводя ее до общего понимания, – собственно говоря, обрядность есть конкретизированная философия. Обрядность – это карма; она необходима в каждой религии, потому что большинство из нас не способны еще воспринять духовные отвлеченности. Люди готовы думать, что они поймут все, что угодно, но, дойдя до практического опыта, они видят, что иногда очень трудно уразуметь отвлеченные духовные мысли. Поэтому символы являются для нас большой помощью, и мы не можем обойтись без символического отображения идей. С незапамятных времен символы использовались всеми религиями. В известном смысле мы не можем думать иначе как символами, сами слова являются символами. С другой стороны, все в мире можно рассматривать как символ. Вся Вселенная – символ, и Бог есть та Сущность, Которая скрывается за ним. Этот род символизма – не только создание человека; нельзя сказать, что некоторые люди, принадлежащие к одной и той же религии, совместно выдумывают определенные символы и вызывают их к жизни из собственного сознания.
Религиозные символы подвержены естественному развитию. Как объяснить, что известные символы слиты с определенными идеями почти у всех народов? Некоторые из них распространены почти повсеместно. Многие из вас, может быть, полагают, что крест как символ впервые появился в связи с христианской религией. В действительности же он существовал до христианства и до рождения Моисея, до появления Вед, в доисторические времена. Крест существовал еще у ацтеков и у финикийцев; каждая раса, по-видимому, знала этот символ. Точно так же символ Спасителя – человека, распятого на кресте, – был, оказывается, известен почти каждому народу. Круг был всегда великим символом во всем мире. Существует самый распространенный из всех символов – свастика. Одно время считалось, что это буддисты распространили ее по всему миру, но впоследствии выяснилось, что этот символ был известен многим народам мира за века до возникновения буддизма. В частности, свастика существовала в Древнем Вавилоне и в Древнем Египте. Что это доказывает? То, что все эти символы не могли быть чисто условными. Должна была существовать какая-либо причина их возникновения, какая-то естественная связь между ними и человеческим умом. Язык не есть результат условности. Люди не договаривались между собой выражать определенные идеи конкретными понятиями. Никогда не существовало идеи без соответственного слова и слова – без соответственной идеи; идеи и слова по природе своей нераздельны. Символы, изображающие идеи, могут быть красочными или звуковыми. Глухонемым приходится думать особыми, незвуковыми, символами; каждая мысль в уме имеет противовесом своим какую-нибудь форму, это называется в санскритской философии намарупа – название и форма. Так же невозможно создать условно систему символов, как невозможно искусственно создать язык. В мировых обрядовых символах мы имеем выражение религиозной мысли человечества. Легко утверждать, что не нужны обряды и храмы, и все тому подобное, каждый младенец лепечет это в наши дни, но несложно также и понять, что те люди, которые молятся в храмах, во многих отношениях отличны от людей, которые храмов не посещают. Связь известных храмов, обрядов и культов с определенными религиями ведет к тому, что последователям этих религий передаются мысли, символизируемые данными конкретными формами. Совсем не мудро отвергать обряды и символы: изучение и пользование их также составляют часть карма-йоги.
Существует много других аспектов науки труда. Один из них есть знание отношения между мыслью и словом, именно знание того, что может быть достигнуто силою слова. Каждая религия признает силу слова, и даже в такой мере, что в некоторых из них само творение приписывается силе слова. Внешний аспект мысли Бога есть слово, ввиду того, что Бог, прежде чем творить, думал и хотел; поэтому творение началось со слова. Среди суеты и натиска нашей материалистической жизни нервы теряют чувствительность и притупляются; чем старше мы становимся, тем больше притупляется наш ум и тем больше мы склонны пренебрегать явлениями, упорно и неизменно повторяющимися вокруг нас. Однако человеческая природа иногда заявляет о себе, и мы начинаем удивляться некоторым обыденным событиям и принимаемся изучать их; таким образом, удивление является первым шагом к обретению света. Мы видим, что звуковые символы, помимо высшего философского и религиозного значения слова, играют выдающуюся роль в человеческой жизни. Я говорю с вами, не трогая вас, но колебания воздуха, произведенные моей речью, проникают в ваше ухо, действуют на ваши нервы и производят определенное воздействие на ваш мозг. Вы не можете противиться этому. Что чудеснее этого? Один человек назовет другого глупцом; тот вскакивает с места и наносит обидчику удар по лицу. Такова сила слова. Женщина плачет и горюет; другая женщина подходит к ней и произносит несколько ободряющих слов. Прежде плакавшая женщина приободряется, горе уже не столь сильно подавляет ее, и она даже начинает улыбаться. Какова опять-таки сила слов! Они составляют великую силу как в высшей философии, так и в заурядной жизни. День и ночь мы пользуемся этой силой, не останавливаясь мыслью на ней. Знание этой силы и умение владеть ею также составляет часть карма-йоги.
Наша обязанность к ближним заключается в том, чтобы делать добро миру. Зачем же нам делать добро? Может казаться, что это нужно для того, чтобы помогать миру, но в действительности это необходимо для помощи самим себе. Мы всегда должны стараться помогать миру; таково должно быть наше высшее побуждение; но при тщательном рассмотрении мы видим, что мир вовсе не нуждается в нашей помощи. Наш мир не был создан для того, чтобы мы с вами ему помогали. Я как-то читал одну проповедь, в которой было сказано: «Этот прекрасный мир очень хорош, потому что он предоставляет нам время и возможность помогать другим». Это, несомненно, прекрасное чувство, но не кощунством ли является мысль, что мир нуждается в наших благодеяниях? Мы не можем отрицать того, что в нем много горя, поэтому приходить на помощь другим – лучшее, что мы можем сделать, хотя в конце концов мы увидим, что помощь другим является лишь помощью самим себе.