Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб
Шрифт:
На всякий случай Робер извлек из-за пазухи Клемента. Крыс сварливо пискнул, чихнул и ловко юркнул назад – он не боялся, он хотел спать, и он все сказал. Это хозяин, как дурной картежник, разыгрывал то одну масть, то другую, пытаясь понять, что за карты на руках у судьбы. Гибель Альдо положила конец гальтарским бредням, и тут объявились мориски, а Адгемар из своего Заката напомнил о том, что древних тайн лучше не касаться. Иноходец пытался вспомнить, говорил ли покойный казар о чуме, или слова Адгемара перепутались с приказом Алвы и советами Енниоля и Левия.
Гоган с эсператистом разными словами требовали одного –
Когда Робер пытался представить разрушение Агариса, воображение отказывало во всем, кроме одного. Эпинэ видел, как молнии раз за разом бьют в шпили торквинианской обители, как взметнувшееся пламя рыжим бешеным конем мечется среди осклизлых камней, и те начинают, нет, не плавиться – пылать, а огненный скакун, сбивая грудью ворота, вырывается на улицу, ту самую, по которой уходили крысы.
Родичи Клемента покинули Агарис, кони не желали входить туда, и Святого града не стало. В Олларии кони тоже беспокоились, но это прошло, а крысы… Инспектировавший провиантские склады Робер насмотрелся на хвостатых мародеров вдосталь. Они были довольны жизнью и искать лучшей доли не собирались. Интенданты ругались, а Иноходец был рад, потому что хлеб подвезут, а исход крысиного племени будет равен приговору.
– Ты уверен, что все в порядке? – потребовал ответа Робер. – Проснись и посмотри как следует.
Его крысейшество не удостоил. Он был сыт и угрет, его нисколько не заботило, кого прикончили на этой площади и что здесь когда-то светилось.
– Эх ты, сплюшец, – укорил Эпинэ, вступая на облюбованную призраками дорогу. Ночь только начиналась.
4
В приемную, или чем там была эта комната, вело семь дверей. Запертых или нет, Руппи не проверял. Если он ошибся, исправлять поздно, нет – выказывать себя мнительным дураком невежливо и лень. Лейтенант сидел у огня и дрожал, несмотря на выпитое вино. Точно так же он трясся от холода и усталости в доме Бешеного. Похоже, это становилось привычкой – бросаться за помощью. Бездумно, как тот заяц, что, удирая от собак, кинулся к Мартину. Косой оказался прав, как и сдавшийся фельпам Руппи: если на твоих руках истекает кровью самый главный в твоей жизни человек, попросишь о помощи самого Леворукого, но сегодня промедление не было смерти подобно. Выходит, наследник Фельсенбургов и гордость бабушки Элизы сам по себе ни на что не способен? Ему требуется кто-то сильный, умный или хотя бы сумасшедший… Обидно.
Руппи с детства гордился своей решительностью, но, как оказалось, ее хватало лишь на то, чтобы куда-то ввязаться. До ума он так ничего и не довел, уповая то на удачу, то на дядю, то на адрианианцев, иначе с чего он принял приглашение, не от усталости же? Хотя так Руперт не уставал давно. Было даже хуже, чем в день хексбергского побоища, тогда лейтенант хотя бы не стоял в обнимку с каменюкой, боясь шевельнуться. Руппи зевнул и протер глаза, пытаясь сосредоточиться, однако двери, низкий потолок и рогатые подсвечники медленно, но неуклонно кружились, мешая собраться с мыслями. Лейтенант попробовал закрыть глаза – по красно-коричневому бугристому полю заплясали ядовитые пятна. Желтые, обрамленные рыжим, а между ними змеились то ли трещинки, то ли плохо прорисованные речки, как их изображают на картах. Руппи предпочел кружащиеся двери, одна из которых оказалась приоткрытой.
– Урррр… – Что-то толкнуло молодого человека под колено. Уркнуло и ткнуло еще раз, после чего показалось во всей красе. Пышная, как моток гаунасской пряжи, трехцветная кошка извивалась у ног Руппи, исходя нежным мурчанием.
– Уйди, – попросил Фельсенбург, – у меня ничего нет…
Кошка не поверила, а возможно, она была бескорыстна. Тяжело взгромоздившись на лейтенантские колени, тварь умело боднула Руперта под челюсть и заурчала еще громче. Когти шутя проникали сквозь сукно, впиваясь в беззащитное тело. Руппи помянул Леворукого. Подданная оного не обиделась, продолжая самозабвенно топтаться по гостю и не забывая оставлять на многострадальных штанах длинную шерсть.
– Я рад видеть вас гостем Адрианклостер, – раздалось за спиной. Лейтенант обернулся, потревоженная кошка сжала когти, но приглянувшийся ей человек все равно вероломно поднялся. Затекшая еще в нише поясница немедленно заныла, зато пушистая колючка шмякнулась на пол, тонюсенько мявкнула и немедленно принялась путаться в ногах.
– Простите, – извинился Руперт перед хозяином, – кошка…
– Вижу, – кивнул тот, и Фельсенбург по алому льву на стальной цепи узнал аббата. Рядом стоял давешний монах. Не Орест, а второй, постарше.
– Мы благодарны вам за доверие, лейтенант, – произнес он, и Руппи понял, что опознан окончательно и бесповоротно.
– Мне больше ничего не остается.
– Сейчас – да. Но вы сделали свой выбор раньше, я благодарю именно за него. Давайте присядем.
Руппи покосился вниз. Кошка продолжала изнывать от любви. Еще один монах попытался подхватить красотку, та оскалилась и замахала передней лапой.
– Любопытно, – заметил адрианианец. – Очень любопытно.
5
Четверть второго… Если верить полковнику, призраки еще могли появиться, но дожидаться Робер не стал. Желание закончить ночь у Марианны сделалось неистовым, и все же Иноходец отправился к его высокопреосвященству. Он не собирался скрывать приказ Алвы от Левия, но сперва хотел убедиться, что сам не отыщет ничего. Убедился.
Высокое крыльцо, мирное золотистое мерцание в окнах третьего этажа… И вновь дверь распахнулась прежде, чем Эпинэ преодолел последнюю ступеньку. Обитель была не такой уж и сонной, просто ее населяли совы, а совы – твари бесшумные.
– Его высокопреосвященство?
– Примет вас незамедлительно.
Знакомый запах шадди и аромат жасмина. Большой букет на зарешеченном окне, а рядом распласталась зеленоглазая жуть. Прижатые уши, кончик хвоста мечется из стороны в сторону. Кошка молчит, зато Клемент оглашает кабинет его высокопреосвященства громкой жалобой.
– Одну минуту! – Левий подхватывает Альбину под пузо и передает плечистому монаху. Новый секретарь не похож ни на ангела, ни на агнца, но, случись что, сможет таскать мешки и драться. Хорошая замена. – Я полагал, вы придете один.