Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая
Шрифт:
Плечи начали зябнуть – странно, обычно тепла хватало до утра. Спать Мэллит не хотела, верней, не хотела возвращения тумана. Кот вновь взвыл, и что-то в этом вое было странным. В вое, в холоде, в чем-то еще, чего прежде не ощущалось. Девушка юркнула под одеяло, натянув его на голову, лавандовая тьма была теплой и безопасной, она глушила кошачьи крики и обещала защиту. Только не нужно вставать, касаться ступнями пола, отворять дверь, спускаться… Один раз недостойная уже спасла подругу, сбив до крови ноги, она поступила верно, но сейчас
Нельзя мешать тем, кто забирает свое, так что зря она проснулась. Чем плох туман? Он не сожжет и не задушит, а Мэллит никому ничего не должна! Она не просила лживых цветов и чужой серебряной звезды. И крови Повелевающего Волнами тоже не просила, так зачем вставать? Двери стерегут бергеры, это их дело, ничтожная и так уже сделала больше других…
Искать туфли и юбку гоганни не стала, было не до того. Схватив подсвечник потяжелее, девушка рванула засов, вылетела на лестницу и понеслась по осклизлым ступеням.
– Мелхен! – закричали снизу. – Осторожней! Теперь тут скользко…
Наспех одетая Селина держала кота, его уши были прижаты. Свет лампы падал на кучу тряпья в конце лестницы, пахло гнилой водой и несвежим бельем.
– Я проснулась, – сказала Мэллит. – Что это?
– Половики, – подруга отпустила Маршала, и тот, выгнув спину, медленно двинулся к куче. – Я их собрала. Хорошо, что ты встала, нужно прибраться, пока никто не видит.
– Ничтожная не понимает…
– Это от выходца. Я бы тоже не поняла, но когда папеньку и Циллу забрали, у нас в Кошоне много чего сгнило. Вообще, чтобы выходцы переступили порог, их надо позвать по имени, но на этом самом месте убили бедного господина Густава. Остался холод, а они ходят от холода к холоду.
– Выходцы? – повторила Мэллит.
– Девушка, которую расстреляли, вернулась за мной, но у нее не получилось. Понимаешь, я немного странная, меня нельзя забрать. Давай вынесем половики в сад, там яма есть. Только одеться надо, а то застудимся.
– Но… нареченная Гизе… Гизелли не там?
– Нет, что ты! Ее Маршал прогнал, то есть не только Маршал. Я объяснила, что кошачьи царапины у нее никогда не заживут, а я все равно грязная фульга. Она поняла. Вынесем тряпки, и я лестницу помою, чтоб не пахло, а ты на кухне приберись, там почти все протухло. Хуже всего капуста, ее тоже придется в яму.
– Я уберу, – пообещала Мэллит. – Почему никто не идет?
– Так всегда бывает. Выходцы умеют держать тех, кто им не нужен, во сне. Послушай, как вышло, что ты встала?
– Кричал кот и ничтож… я проснулась и сидела, полная нечистых мыслей. Они были подобны этим половикам, теперь их больше нет.
4
Гостей собралось куда меньше, чем в Агарисе на приснопамятной прощальной пьянке, но и семеро многое могут. Особенно если не ызарги.
– Ызаргиня? – весело, теперь уже весело искала имя для мерзавок Этери. – Или… ызаргинья?
– Не сходится, – протестовал Валме. – Ее высокопреосвященство полагает, что противоположность мужчине, достойному женской любви, есть не гайифцам подобный ызарг, но хряк. Хряк и ызаргинья – не пара, а должны быть парой, значит, должна быть хрякинья. И хрякинья хрякинью видит насквозь, ибо что сделает одна, сделает и другая.
– Хрякинья женщину не поймет никогда, – Бонифаций поднимает не только палец, но и бровь. Как Алва. – Зато разъяснит для себя, приведя к своему пониманию. И обругает.
– Женщина хрякинью не поймет и не захочет понимать, – Этери улыбается и ждет, когда все уйдут. То есть, конечно же, не все… – Женщина поймет, что перед ней хрякинья, и пройдет мимо.
– Это может быть опасно… – Робер вспомнил что-то свое и поморщился.
– Женщина женщину поймет так же, как и мужчину. – Алва смотрит на Эпинэ сквозь бокал с вином. – То есть не всегда, не всякого и не до конца.
– Мужчина всегда поймет женщину и не поймет хрякинью, – теперь супруг машет только пальцем, – но по наивности может принять ее за женщину.
– Зато мужчину мужчина поймет всегда. – Развеселившийся Дуглас чокается с Валме.
– Убивать понимание не мешает, – пожимает плечами Ворон.
– И убивать, и уважать.
– Хряка мужчина тоже поймет. И для хряка это кончится плохо.
– Хряк никогда не поймет мужчину, но поймет, что это мужчина, и постарается или укусить, или удрать…
– И укусить, и удрать. А хряк хряка всегда поймет, все они одинаковы.
Голоса сливаются в веселый гул, не оскверненный надорским сапогом козел смотрит со стены на тех, кто уедет, и ту, что останется. Шестерым пора, но один вернется, этого не понимают разве что Дуглас с Робером, да что они вообще понимают?! Седина – это еще не опыт.
– Так и замыкается круг…
– Но разве не бывает, – Этери широко распахивает глаза, свет розовых свечей превращает их в аметисты, – что мужчина принимает женщину за то, чему мы сейчас ищем название?
– Бывает и такое… – откликается Алва. – И это печальней, чем весь наш разговор, а он, на мой взгляд, удивительно печален.
– Ну так пора его прервать. – Матильда удачно, не чета позавчерашнему, поднялась. – Герцог, вы мне слегка нужны.
– К вашим услугам. – Кэналлиец передал гитару Валме. – Дождитесь меня.
– Разумеется, – заверили мужские губы и женские глаза. Сегодня Этери дождется, а сколько ей ждать потом? Пока он не вернется? Пока она не забудет? Пока не кончатся сперва молодость, потом жизнь?
Звездная ночь обдает холодом, луна и та кутается в бледно-радужную шаль. Черные тени шевелятся и пляшут среди поседевших от инея ступеней, стен, решеток…
– Будет ясно… – Алва смотрит на мерзнущую луну. – Вы опять недовольны, сударыня? Чем?
– Трусостью! – не стала церемониться алатка. – Вашей!