Сердцебиение зомби

Бэкстер Кэт

— Я получил первые две, когда был еще… ну, до того, как я стал таким, — указывает он на свое тело.

— О, по какой-то конкретной причине?

Аттикус кивает.

— В то время я заключил пари со своим самым близким другом. Он работал со мной в «Хант Индустрия». Мы опоздали к крайнему сроку. Он сказал, что мы никак не сможем успеть. Я сказал команде, что, если мы действительно достигнем цели, я сделаю татуировку.

Его губы изгибаются в легчайшей из улыбок, и у меня перехватывает дыхание.

— Итак, твоя команда, очевидно, уложилась в срок, и ты сделал первую татуировку.

Я

не заканчиваю фразу, надеясь, что он скажет больше. Потому что я хочу услышать все, что он хочет сказать. Все, чем он готов поделиться со мной.

— И в следующий раз, когда наступил крайний срок, они хотели, чтобы я сделал еще одну татуировку.

— И в следующий раз? — спрашиваю я.

Его улыбка слабеет, и он снова опускает взгляд на сковородку.

— Следующий крайний срок был после изменения. Тогда я не был связан с компанией. Ни в каком реальном смысле.

В его тоне почти ничего не изменилось. Почти никаких признаков того, что это признание причиняет ему боль, но я ее чувствую. Я чувствую это глубоко в своих костях. Я уверена, что он скучает по своей работе. Скучает по товариществу, связанному с работой в команде. О руководстве компанией.

— Но у тебя все еще есть другие татуировки? — подталкиваю я.

Через секунду Аттикус кивает.

— Это был способ почувствовать себя частью бизнеса, способ отметить вехи компании, даже если я не мог отпраздновать их лично с командой.

Его признание почему-то вызывает слезы на моих глазах.

— Ты все еще связан с компанией?

— В эти дни я более или менее молчаливый партнер. Я выполняю некоторую работу удаленно, устраняя проблемы отсюда, когда могу. Но я никогда… не участвую.

Он готовит в тишине в течение нескольких минут, а я просто смотрю на различные изображения, иллюстрирующие его спину.

— Хотя они тебе идут, — говорю я. — Я имею в виду, татуировки действительно хорошо смотрятся на тебе.

— За последние несколько лет я получил некоторые из них, которые не имеют ничего общего с моей компанией или вехами. В основном просто потому, что ощущения, которые я получаю, когда на меня наносят чернила, я почти чувствую эту боль. Это самое близкое, что я когда-либо чувствовал к тому, чтобы быть человеком…

Он ставит тарелку с едой на столик рядом со мной, затем встречается со мной взглядом.

— Пока я не встретил тебя.

Я втягиваю воздух.

— Почему? Что изменилось из-за меня?

— Честно говоря, я не уверен. Но я точно знаю, что ты другая. Ты заставляешь меня кое-что чувствовать.

— Ты заставляешь меня чувствовать… — но, прежде чем я успеваю закончить то, что пытаюсь сказать, в моем животе снова громко урчит.

Его губы снова изгибаются в подобии усмешки.

— Голодна.

Поэтому Аттикус подцепляет вилкой кусочек еды и подносит его к моим губам.

Он скармливает мне несколько кусочков, прежде чем позволяет мне снова заговорить.

— Так на что же это было похоже раньше? Я имею в виду, когда ты ничего не чувствовал?

— Лучший способ для меня объяснить это так. Давным-давно, до того, как я изменился, я смотрел тот документальный фильм, где они брали интервью у подростков,

злоупотребляющих наркотиком Экстази в течение определенного периода времени. Что произошло, так это то, что повторное злоупотребление препаратом, по-видимому, необратимо нарушило способность их мозга вырабатывать серотонин, так что в конечном итоге они все время чувствовали эмоциональное оцепенение. Они просто ничего не чувствовали. Они были бдительны, слажены. Они могли ходить в школу, вести беседы, занимать рабочие места и т. д., Но они ничего не могли чувствовать. Ни сочувствия, ни печали, ни счастья, ничего. Я помню, как смотрел это и чувствовал себя убитым горем за этих детей и их семьи. Потом внезапно я оказался как бы в том мире, не по своей вине, и я даже не мог злиться или расстраиваться по этому поводу, потому что этих эмоций просто не было.

Я протягиваю руку и сжимаю одну из его ладоней.

— Это звучит ужасно и так одиноко. Мне жаль, Аттикус, что ты жил так.

Он поднимает плечо, пожимая плечами.

— У всех нас есть свои проблемы. Я не был совсем одинок. У меня есть несколько друзей в городе. А как насчет тебя?

— У меня есть Харри. Мы были лучшими подругами со времен колледжа.

— Харри? — спрашивает он напряженным голосом, стиснув челюсти.

— На самом деле ее зовут Харриет, но она зовется Харри. На самом деле она была зла, что я приехала сюда без нее.

Мы заканчиваем есть, и он показывает мне спальню — я думаю, что это его спальня, но я не уверена.

— Прямо за этой дверью есть ванная, и в ней должно быть все, что тебе понадобится, но, если нет, просто дай мне знать, — говорит он.

— Ты собираешься снова уйти? — спрашиваю я.

— Я не хочу.

— Мне бы действительно хотелось, чтобы ты остался. Пока мы не узнаем, все ли в порядке с этим жуком и исчез ли он, — говорю я.

— Конечно.

Он кивает на дверь ванной.

— Ты иди вперед и готовься. Я собираюсь взять свой ноутбук, а потом вернусь. Я немного поработаю, пока ты засыпаешь.

— Ты спишь?

— Немного. Мне просто многого не нужно.

— Спасибо тебе, Аттикус. За все.

Он заметно сглатывает.

— Всегда пожалуйста.

Глава 7

Аттикус

Я не осознаю, что на самом деле спал — как будто действительно спал, — пока не просыпаюсь, не осознавая полностью, где я нахожусь. Пухлое тело, прижатое к моему, возвращает все воспоминания.

«Вивиан».

— Сердцебиение, — шепчу я.

Я хочу притянуть ее ближе к себе, но моя рука уже обвита вокруг ее талии, моя ладонь баюкает выпуклость ее живота. И мой член твердый, так что это никуда не делось. Я хочу прижаться к ней, прижаться к ее пышной заднице, но, по правде говоря, я не знаю, на чем мы остановились.

Да, Вивиан позволила мне трахнуть себя вчера, и она попросила меня остаться здесь с ней прошлой ночью, но все это было во имя защиты ее от человека-мотылька. Сегодня она, возможно, будет готова вернуться в свой домик или, возможно, остановиться в отеле в городе. Может быть, она даже готова покинуть Кричащий Лес со всем вместе.