Сердцеед
Шрифт:
– А разве я сказал, что у тебя есть выбор?
Он схватил ее за руку, и как бы она не старалась, ей не удалось вырваться из хватки его сильных, длинных пальцев. Он дотащил ее до грузовика, открыл дверь и усадил на водительское сидение. Только после этого Джон отпустил ее руку, захлопнул дверь и отстранился.
– Езжай помедленнее, детка. Я поскачу следом.
Умник, как будто она без его советов не знала, что должна ехать медленно. Пастбище было не самым подходящим местом для бешеных гонок, даже если бы старая рухлядь, за рулем которой она сидела, была на это способна. Мишель знала, что Джон не отстает от нее на своей лошади, хотя ни разу не посмотрела в зеркало заднего вида. Она не хотела видеть его, не хотела думать о необходимости продажи скота, чтобы вернуть ему долг. Это означало
Мишель так надеялась, что он даст ей отсрочку и не вернется хотя бы сегодня, но уж очень хрупкой была эта надежда. После утреннего разговора с Роджером, ей хотелось только одного, чтобы ее оставили в покое. Ей нужно было время, чтобы побыть одной, успокоиться, постараться забыть обо всем плохом, но Джон ей этого времени не дал. Он хотел ее, и теперь, как хищный зверь, почуявший слабость жертвы, собирался использовать ее зависимость и уязвимость.
Ей же хотелось просто ехать вперед, все равно куда, направить свой старенький грузовичок по дороге, ни о чем не думая. Она не хотела останавливаться и улаживать дело с Джоном, только не сегодня. Желание убежать было таким сильным, что девушка почти сделала это, но потом посмотрела на датчик топлива и усмехнулась. Бензина в баке оставалось так мало, что убежать можно было только разве пешком или, если украсть для этой цели лошадь Рафферти. Она оставила грузовик в гараже и столкнулась с Джоном во дворе. Он направлялся к конюшне, но остановился на мгновение и сказал:
– Мне нужно позаботиться о лошади и дать ей воды, а после поговорим в доме. Я приду через несколько минут.
Вполне в его духе, откладывать дурные вести, как будто она за это время сможет успокоиться, или смириться. Мишель не пошла в дом, а направилась к дороге, чтобы забрать почту. В былые времена ее почтовый ящик почти каждый день был до отказа заполнен журналами, газетами, письмами друзей, деловыми бумагами и приглашениями, но теперь она находили в нем лишь рекламные буклеты и счета. Удивительно, но даже почта отражала ее финансовые проблемы, никто не хотел общаться с тем, кто все потерял и разорился. Если только у вас не было неоплаченных счетов. Тогда дело принимало серьезный оборот. Знакомый конверт привлек ее внимание, и девушку охватило чувство тревоги. Оплата за электричество была просрочена. Мишель уже получала уведомление об этом, и сегодня пришло еще одно. Ей нужно срочно придумать, где взять деньги, иначе она останется без света. Прекрасно зная, что внутри, она открыла конверт и прочитала сообщение. Ей давалось на оплату десять дней. Она проверила дату на штемпеле, письмо шло к ней три дня, получается, что в запасе у нее еще семь дней. Но к чему беспокоиться об электричестве, если она может потерять ранчо?
Усталость навалилась на девушку, стоило ей войти в дом, и она постояла мгновение, наслаждаясь прохладой и тишиной. Было таким облегчением уйти, наконец, с жаркого палящего солнца. Она сунула уведомление и рекламные буклеты в ящик у входа, где хранила свои счета. О них нельзя было забывать, но можно хотя бы убрать с глаз долой.
Мишель была в кухне и пила воду, когда услышала, как хлопнула входная дверь, и Рафферти прошел по дубовому паркету холла. Она продолжала пить, хотя занервничала, когда поняла, что он уже в доме. Девушка услышала, как он остановился на мгновение, чтобы осмотреться, и вновь продолжил путь. От звука его неторопливых уверенных шагов ее бросило в дрожь.
Она мысленно представила его образ: у Джона Рафферти была спокойная, уверенная походка, за которую любой городской франт убил бы. Походка подчеркивала все его достоинства: стройные бедра, длинные ноги, крепкий зад. Это была походка Рафферти - настоящего хулигана и покорителя сердец.
Мишель очень остро почувствовала мгновение, когда он вошел на кухню, хотя и стояла спиной к двери. Ее кожу как будто пронзили тысячи невидимых иголочек, а воздух вокруг наэлектризовался, и былая прохлада дома теперь, казалось, исчезла.
– Покажи мне свои руки.
Джон подошел очень близко, а она не могла повернуться, потому что боялась даже нечаянно прикоснуться к нему. Тогда он сам взял ее за левую руку.
– Это всего лишь царапины, - пробормотала
Да, это было правдой, но это ничуть не уменьшило его гнев. У нее вообще не должно быть никаких царапин, и ей не надо было пытаться починить эту проклятую изгородь. Рука Мишель лежала в его огромной сильной руке, как бледная, хрупкая птица, слишком усталая, не способная к бегству. И Джон внезапно понял, что именно такое положение их рук является единственно верным. Она так устала… Он потянулся через нее, открыл воду, а затем намылил и ополоснул ее руку. Мишель поспешила отставить стакан с водой, чтобы он не заметил, как сильно дрожат ее пальцы, и замерла в его объятьях. Спиной она чувствовала жар, исходящий от его тела, она чувствовала себя окруженной его теплотой и силой, а он мыл ее руку так бережно и нежно, как мать купает собственного ребенка. Эта мягкость поразила ее, и Мишель захотелось опустить свою усталую голову ему на плечо, ощутить его силу и поддержку. Джон уже смыл мыло, но все равно держал ее руку под бегущей водой, слегка поглаживая своими пальцами. Мишель дрожала, и каждой своей частичкой наслаждалась этими прикосновениями. А ведь он просто мыл ее руку! Вода была теплой, но его рука была еще теплее, легкое поглаживание его загрубевших пальцев возбуждало Мишель, потому что он касался ее умело, чувственно, с интимностью любовника. Своим большим пальцем Джон рисовал круги на ее нежной ладошке, и Мишель ощутила, как тело ее напряглось от ожидания и возбуждения. Ее пульс участился, кровь бешено понеслась по венам, наполняя ее жаром.
– Остановитесь, - прошептала она и попыталась вырваться. Рафферти выключил воду и положил руку ей на живот, прижимая девушку спиной к себе. Его рука была мокрой, и эта влага намочила ее рубашку, а спиной она ощутила жар его тела. Мишель наслаждалась его запахом, силой и удивлялась мощной реакции своего тела на прикосновения Джона. Все в нем выдавало человека, способного с легкостью соблазнить женщину.
– Обернись и поцелуй меня, - попросил он, и голос его прозвучал низко, гортанно, побуждая Мишель сделать это.
Она покачала головой и осталась неподвижной. Джон не настаивал, хотя оба они понимали, что если бы он захотел, она была бы бессильна противиться ему. Вместо этого он вытер ее руку, а затем повел вниз, в ванную. Рафферти усадил Мишель на крышку унитаза и стал обрабатывать антисептиком все ее царапины. Мишель не чувствовала боли, да и что такое несколько пустяковых царапин, перед угрозой потерять ранчо. У нее не было другого дома, и она только сейчас поняла до конца, как много значит для нее это место. Ее шикарный пентхаус в Филадельфии был хуже тюрьмы, ей не хватало там воздуха, пространства, свободы. Мысль о жизни в городе вызывала панику, но если ранчо будет продано, Мишель придется поселиться там и искать работу. Сейчас у нее нет даже автомобиля, чтобы каждый день ездить на работу с ранчо, ее старенькому грузовичку не под силу такая задача.
Джон наблюдал за ее лицом, Мишель была так близко от него, но в то же время невообразимо далеко. Какие-то беды и заботы занимали все ее мысли, иначе бы Мишель ни за что на свете не позволила ему ухаживать за своими руками. Он хотел знать, что за размышления сделали ее такой тихой и печальной, почему она так упрямо стремиться работать на ранчо, ведь она и сама, должно быть, понимает, что это занятие ей не по силам.
– Когда Вы хотите получить свои деньги?
– спросила она тихо.
Джон вздрогнул, его рот напрягся, когда он выпрямился и помог ей подняться.
– Деньги – это не то, чего я хочу, - ответил он.
Ее глаза вспыхнули зеленым огнем, когда она взглянула на него.
– Я уже объясняла вам, что не собираюсь становиться шлюхой, даже для Вас! Или Вы думали, я обрадуюсь предложению спать с вами? Конечно, вам же нужно поддерживать свою репутацию … жеребца.
Рафферти знал, что его иногда так называют, но Мишель произнесла это слово с холодным презрением. Он всегда ненавидел этот ее тон, такой ледяной и высокомерный, вот и сейчас мгновенно разозлился настолько, что перед глазами поплыли красные круги. Джон наклонился к ней так близко, что лица их оказались на одном уровне, а губы почти соприкоснулись. Мишель даже смогла разглядеть золотые искорки, вспыхнувшие в его горящих черных глазах.