Сердцеед
Шрифт:
Локтем Рафферти нажал на выключатель, освещающий холл и лестницу справа. Он прервал поцелуй и Мишель, рассмотрев его черты в полумраке, была потрясена выражением его лица и тем как жестко натянулась кожа на его скулах...
– Эту ночь я проведу здесь, - отрывисто произнес Джон, поднимаясь по лестнице с Мишель на руках. – Я ждал слишком долго.
Рафферти не собирался останавливаться, это было написано у него на лице. Да Мишель и не хотела, чтобы он останавливался. Каждая клеточка в ее теле дрожала от желания, заглушая внутренний голос, который предупреждал, предостерегал от того, чтобы связываться с таким сердцеедом как Джон Рафферти. Но все было бесполезно. Это всегда было между ними: всепоглощающий огонь, вспыхнувший с новой силой, абсолютно неконтролируемый. Джон вновь овладел ее ртом и понес наверх по ступенькам, его напрягшиеся
За эти годы Рафферти неоднократно бывал в доме, поэтому расположение ее комнаты не было для него тайной. Он внес девушку в комнату, положил на кровать и лег на нее сверху, вжимая в матрас своим телом. Мишель была готова кричать от сумасшедшего удовольствия, от ощущения тяжести, полноты, которое дарило его тело. Джон включил ночник и при его свете любовался Мишель. В его темных глазах плескалось мужское удовлетворение от созерцания страсти в ее глазах, дрожи ее нежных, распухших от его поцелуев губ. Не торопясь, он коленом развел ее ноги и устроился между ними. Мишель, почувствовав его твердость даже через слои одежды, учащенно задышала. Их глаза встретились, и Мишель поняла: еще сегодня днем Джон знал, как закончится для них этот день. Рафферти устал от ожидания и собирался получить ее. Джон был терпелив весь день, был джентльменом, позволяя ей привыкнуть к его присутствию, но теперь его терпение было на исходе, и он знал, что она не будет сопротивляться. Мишель тоже хотела этого.
– Ты моя, - властно сказал Джон, и его голос прозвучал грубо и низко. Он приподнялся на одном локте, а другой рукой расстегнул эти две кнопки на ее талии, распахивая платье так, как некоторые раскрывают вожделенный подарок. Шелк пристал к бедрам, прижатый его собственным весом. Джон отодвинулся, распахнул края платья, обнажая ее ноги, чтобы ничего больше не отделяло его от нее. Он смотрел на Мишель, понимая, что вот-вот взорвется. Она никогда не носила ни лифчиков, ни комбинаций, шелковое платье на подкладке весь день успешно скрывало от него тот простой факт, что под этой легкой тканью не было ничего, кроме колготок и обрывка кружев, притворяющегося трусиками. Если бы Рафферти знал, что ее грудь ничего не прикрывает, кроме платья, он бы ни за что не удержался от того, чтобы не развести в стороны отвороты воротника и дотронуться до шелковистой кожи - и сейчас он уж точно не мог себя остановить. Грудь Мишель была высокой, с атласной кожей и маленькими сосками цвета коралла, сейчас она была покрыта бисеринками пота. С грубым рычанием Джон наклонил голову и втянул сосок в рот, лаская губами сливочную, атласную плоть. Другой рукой он мягко ласкал вторую грудь, большим пальцем потирая сосок. Высокий, задыхающийся крик вырвался из горла Мишель, она выгибалась под его губами, руками, зарываясь в его темные волосы, прижимая его голову к себе. Ее груди были такими упругими, что казались почти твердыми, и это возбудило его еще больше. Он должен был попробовать все, погрузиться в сладкий горячий аромат ее плоти. Мишель выгнулась под ним, вытягивая рубашку из его брюк, чтобы избавиться от преграды между ними. Она должна была чувствовать жар его обнаженной кожи под своими руками, на своем теле. Его губы мучили ее грудь, сводя с ума от удовольствия, и Мишель уже не могла управлять собой настолько, даже чтобы снять рубашку. Каждое прикосновение его языка заставляли огненные ручейки лавы бежать по нервным окончаниям, от сосков к пояснице, и Мишель была бессильна против этого блаженства. Джон на мгновение оставил ее, поднимаясь на колени, чтобы сорвать рубашку и сбросить ее. Ботинки, носки, штаны и нижнее белье последовали за рубашкой, отброшенные не глядя, далеко от кровати. Обнаженный, он встал на колени между ее распростертыми бедрами и начал снимать колготки и трусики, оставляя Мишель открытой для его проникновения.
Теперь Мишель чувствовала страх. Слишком давно она не занималась этим, да и в ее нелегком браке секс был, мягко говоря, не слишком приятным. Джон наклонился над ней, разводя ее ноги шире, и Мишель ощутила первый шок от его плоти, которая находилась у ее лона. Он был очень большим, его мускулистое тело подавляло ее. Мишель знала из своего печального опыта, насколько беспомощна женщина против силы мужчины. Джон был сильным, очень сильным мужчиной, и он был полон решимости заняться с ней сексом. Он был квинтэссенцией мужественности, самой
– Джон, не делай мне больно, пожалуйста.
Он замер, готовый войти в Мишель. Ее теплое, сладкое тело звало его, влажные глубины были готовы к вторжению, но ее глаза умоляли. Она ожидала боли? Милостивый Боже, почему? Кто мог причинить ей боль? Семена ярости зародились глубоко в душе, заставив на время позабыть о яростном желании. Сейчас, он должен утешить ее, успокоить, заставить доверять ему.
– Нет, малышка, - сказал он мягко, и его голос был столь теплым и нежным, что страх в глазах Мишель исчез.
– Я не сделаю тебе больно.
Он подсунул одну руку под нее, опираясь на локоть, и приподнял Мишель, таким образом, что ее соски прижались к волосам на его груди. Снова Джон услышал ее вдох, неосознанный звук удовольствия. Их взгляды встретились. Ее - туманный и мягкий, его – горячий, словно огонь. Очень медленно и осторожно Джон начал входить в нее. Мишель задрожала и обхватила ногами его бедра. Неконтролируемый крик вырвался из ее горла, и Мишель прижала свою руку ко рту, чтобы заглушить звук. Взгляд его черных глаз опалял.
– Нет, - прошептал Джон.
– Убери руку. Малышка, я хочу слышать тебя. Позволь мне услышать, как тебе хорошо. Он продолжал погружаться в нее медленными горячими толчками, и Мишель вновь запаниковала. Казалось, он слишком велик для нее.
Паника опять охватила ее.
– Хватит! Джон, пожалуйста, остановись! Ты… я не могу …
– Шшшш, - успокаивал он, покрывая поцелуями рот, глаза, прикусывая мочку уха. – Все хорошо, малышка, не волнуйся. Я не сделаю тебе больно.
Джон продолжал успокаивать ее поцелуями и мягким шепотом, и хотя инстинкты вопили, требуя погрузиться в нее по самую рукоятку, он сдерживал себя, собрав последние крупицы самоконтроля. Больше всего на свете он боялся причинить Мишель боль, снова увидеть страх во влажной глубине ее зеленых глаз. Ее плоть была настолько тугой и шелковистой, сжимая его, что Джон мог чувствовать нежную пульсацию плоти, которая открывалась ему. Он прикрыл глаза от удовольствия, потрясшего его. Мишель возбудилась, но недостаточно. Джон ласкал ее со всем чувственным опытом, которым обладал, покрывая ее рот глубокими поцелуями, в то время как его руки мягко гладили ее.
Наконец, он начал медленно двигаться внутри Мишель, сдерживая себя, несмотря на то, что каждое движение внутрь этого восхитительного тела распаляло его все больше. Он словно умирал от наслаждения. Мишель поняла, что уже не контролирует себя, но это ее не испугало. Контроль не имел значения, ничто не имело значения, кроме жара, пожирающего ее тело и сводящего ее с ума. Сейчас она была только женским телом, извивающимся под всепоглощающей мужественностью. Мишель охватило напряжение, которое, соединившись с обжигающим жаром, захлестнуло ее. Джон, почувствовав ее состояние, опустил руку между их телами, начал ласкать сосредоточие ее желания.
Мишель словно взлетела на мгновение на гребень большой волны и, задрожав, ощутила небывалый взрыв чувств. Джон держал ее в кольце своих рук, пока Мишель билась в конвульсиях, а потом начал глубокие и сильные движения, даря ей все удовольствие, на которое только был способен. Когда ее тело перестало сотрясаться, Мишель обмякла в его объятиях, и разрыдалась.
– Я не представляла, - прошептала она отрывисто, и слезы покатились по лицу.
Джон пробормотал что-то, на мгновение сильно ее сжав, но теперь он был глубоко в ней, и не было никаких сил сдерживаться. Обхватив руками ее бедра, он погружался внутрь глубокими сильными толчками. Теперь она держала его, качая в колыбели своего тела, ее руки обнимали его. Джон издал глубокий и хриплый звук, оглушенный волной огромного, ослепительного удовольствия.
Долгое время они лежали в абсолютной тишине. Джон лежал сверху, размякший и пресыщенный, он не мог даже пошевелиться, чтобы выйти из Мишель. Лишь когда она пошевелилась, задыхаясь под его весом, он приподнялся на локтях и посмотрел на нее сверху вниз. На его лице было написано удовлетворение, смешанное с нежностью и определенной долей мужского превосходства. Он убрал с ее лица спутанные пряди волос, погладил пальцами нежные щеки. Мишель выглядела бледной и опустошенной, но это было чувственное истощение женщины, которая была полностью удовлетворена любовником. Губами он очертил форму ее изящных скул, его язык, проникнув в ее рот, снова принес новую волну возбуждения.