Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
– А если прав, то я балерина! Чушь полная! Ты это сама знаешь. – Сестра распалялась с каждым словом, но весь поток ее раздражения словно шел мимо меня. Я слушала знакомый голос, хрипловатый, сбивчивый, но не вникала в суть произносимого. Рассматривала ныряющие линии букв, залитые ярким цветом квадратики на экране передо мной и … все больше погружалась во всеохватный сумрак апатии.
Просто устала. Выматывающий, тягостный, насыщенный информацией день. Колоссальные усилия сдержать эмоции, колоссальное давление их изнутри. Жжет глаза, в сердце сосет пустота.
– Арин, послушай. Может, у мужика день выдался тяжелый. Может,
Люся… Всегда полна бесхитростного сочувствия, пусть и не понимания… Но она всегда рядом, готова протянуть руку даже в те моменты, когда этого не нужно, когда это, возможно, навредит…
– Спасибо, - отозвалась я, чувствуя, как чуть теплее становится в груди, легче дышать. – Люся… Мы потом поговорим.
Надо вернуться к делам. Я проявила слабость и несобранность, этот разговор с сестрой должен был состояться дома, но не здесь, не в офисе.
– Поговорим. Я позвоню тебе завтра вечером. А лучше давай в аську выходи. И помни, сестренка, все, что ни делается, то к лучшему, - Люся уверенно чеканила слова, но меня отвлекло внезапно появившееся чувство дискомфорта – давило на затылок, пускало холодок по спине. Стресс? Сквозняк? Ведь сижу как раз напротив вечно открытой входной двери…
– Вот Вадим выпорол тебя, что называется, фигурально выражаясь, зато ты так взлетишь, что он рот раскроет от изумления.
– Нет, не думаю, - рассеянно ответила я, выпрямилась в кресле, поежилась, пытаясь проанализировать, откуда это ощущение…
– А ты подумай! – с добродушным раздражением надавила сестра.
Ссутулившись, уперевшись локтем в столешницу, я коснулась прохладными пальцами лба. Свет настольной лампы ударил в лицо – прикрылась от него. Сердце билось гулко, словно через силу. Усталость, беспомощность, разочарование – это все против воли дрожало в моем голосе, вырвалось наружу:
– А если так… Если все, что ни делается, то к лучшему, то почему, Люсь? Где оно – лучшее? Будь оно так, почему я села в машину именно к Диме? – вдох, не хватает воздуха, горло будто обожжено. – Будь у меня возможность все вернуть назад, предпочла бы не знать его, опоздать на это собеседование… Вообще предпочла бы здесь не работать.
– Аришка…
Люся на несколько секунд умолкла, засопев в трубку. Я также не знала, что сказать.
Все так неправильно. Все провально, потеряно.
– Короче, так, - Людмила отрывисто задышала в трубку. – Что случилось, то случилось. Обещай мне, что как следует отдохнешь, выспишься, ни о чем думать вообще не будешь. А завтра будет новый день, вот он-то и приведет к тебя к лучшему. Вот увидишь! Подожди секунду…
Я услышала шорох и отдаляющийся голос сестры:
– Русик, ты чего потерял?... Глянь там, слева на полке… Да не там!
Отвлеклась на мужа. Но она права: мне нужен перерыв. Найти новую точку опоры, отсчета. Эмоции… Сейчас не справляюсь с ними, они сделали меня отчаявшейся слепой, волоча то в одну сторону, то в другую.
Все очень неправильно. Не устроено.
Элементарно – переключить внимание, забыть о своих проблемах.
– Ага, Ариш, я здесь, - сестра запыхалась.
– Да, думаю, надо нам прощаться, - я вложила в свой тон максимум спокойствия и уверенности. – Ты нужна мужу, а мне нужно закончить работу и действительно отдохнуть.
– И правильно!
– Пока, Люсь, созвонимся.
– Угу, обязательно.
И вновь то необъяснимое, из ниоткуда возникающее чувство в затылке. Закончив вызов, я инстинктивно повернулась к дверному проему. И застыла в кресле.
На пороге стоял Вадим Савельев. Его фигура казалась всего лишь еще одним порождением иссиня-темных теней вечера. Нет, его поза не была расслабленной, скорее, он словно подобрался… чтобы ускользнуть в любую секунду?
Как много он слышал?
– Простите, - тихо бросил он, пристальный взгляд не отрывался от моего лица.
Такие глаза, как у него, никогда не солгут. Он слышал все. Весь мой разговор с сестрой.
Глава 2
10 –11 я нвар я 20** года
Отпивая кофе маленькими глотками, я бездумно смотрела в окно на косо сыплющиеся хлопья снегопада. К вечеру метель, без сомнения, наберет силу, и прогнозы синоптиков неутешительны…
Сейчас, в третьем часу дня, комната отдыха была пуста, аврал всеобщих обеденных перерывов и перекусов стихал уже к двум часам.
Одиночество – то, что в последнее время мне так же необходимо, как и опасно.
Методичные глотки уже ставшего теплым кофе, ажурный тюль снегопада за окном и спокойное течение мыслей о собирающейся в семь фокус-группе для второго проводимого мной соцопроса служили очень качественной завесой от размышлений о своем начальнике и о том, как странно складываются между нами рабочие отношения. В его взгляде и голосе больше не сквозил арктический холод, жесткость или язвительность, это ушло после того вечера, когда он услышал мой телефонный разговор с сестрой. Случайно ли?.. Все переменилось, однако… Ни с один сотрудником он не вел себя так, как со мной.
…И каждый раз, когда приходилось взаимодействовать с ним, едва удавалось подавить режущее под ложечкой чувство, что тогда он стал свидетелем моей выплеснувшейся слабости и отчаяния, что он, наверное, единственный человек, так быстро и категорично составивший обо мне мнение, верное, ни в чем мне не льстящее.
– О! Ты здесь!
Вздрогнув, я повернула голову к двери. В комнату, изящно выставив ногу в черном лакированном ботильоне, шагнула Кира, секретарь Вадима. Высокая, модельного сложения, пожалуй, она – тот редкий человек, который органично чувствует себя в любой ситуации, умеет себя подать. Тот случай, когда вкус, внешность и уверенность в себе находятся в апогее своей гармонии. Жгучая брюнетка, короткое каре, блеснувшие в свете люминесцентных ламп волосы безупречно уложены, искусный макияж, ярче необходимого, но без грамма вульгарности. Даже вечное мини она носила так, что оно являлось естественной частью ее образа организованной, но разбитной, погруженной в работу, но игривой и все-таки ответственной девушки.