Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
Горько усмехнувшись последней мысли, я встала, оставив открытым письмо. Как обычно, Люся ждет пары слов-впечатлений от меня, ей необходимо ответить по возвращении.
…В комнате отдыха кто-то оставил окно открытым, и зимний воздух выхолодил помещение, вытеснив возбуждающе щекочущий запах кофе и глянцевых журналов, наполнив его покалывающей ноздри и кожу свежестью.
Зябко поеживаясь, усмиряя дрожь и обняв себя одной рукой, я не решилась присесть, пила кофе стоя, заглядывала в окно, покрывшееся около рамы бисеринками конденсата. Морозная зимняя ясность, укутанная снегами, удлиняющиеся сиреневые вечерние тени… Но я едва ли подмечала красоты урбанистической зимы – мысленно все еще прокручивала встречу нового года с Люсей и ее мужем. Погрузилась в воспоминания о других подобных встречах.
Детство… Вкус мандарина на языке, сладкий, с кислинкой, мы с Люсей напополам делим этот сочный фрукт, два своих из подарка она съела накануне, ну а я бережлива, предусмотрительна и терпелива… Игра в снежки во дворе, какой-то мальчуган угодил снегом мне в лицо, сотня морозных иголок будто впилась в щеку, которая мгновенно онемела, я, мокрую, ледяную, тру ее ладонью, а Люся бросается на моего обидчика, валит его в сугроб, сгребенный с дороги на ее обочину, на вершине – забавно кривой частокол из деревянных черенков детских лопаток. И редкие снежинки, словно спохватившись, припозднившись, но все же решив присоединиться к тем своим подружкам, что осыпались гораздо раньше, падают с неба. Они большие, мохнатые, тяжелые…
Встряхнувшись, вернулась в реальность. Итак, какими именно словами сказать ему? И главное: что он скажет мне, как посмотрит? При том наблюдении, что Савельев, похоже, сегодня не переставал вести за мной, стоит предположить, что он в курсе как моих посредственных успехов, так и тотального провала.
Сардонически усмехаясь мысли, что держать голову высоко поднятой и смотреть ему в лицо, четко и прямолинейно излагая проблему, - то, что у меня действительно должно хорошо получиться, я допила кофе.
Однако все развернулось на сто восемьдесят градусов.
Я заметила ее сразу же, как выдвинула лоток с клавиатурой, приготовившись быстро ответить на письмо сестры. Черная флешка. После нескольких секунд колебаний я вставила ее в разъем – и дыхание вместе с возгласом изумления застряло в горле. Такая необходимая и драгоценная информация о выкладке всей линейки продуктов «Шварцкопф».
Положить флешку на мой стол мог только один человек.
***
– Все, спасибо, девушки. Удачи вам завтра на акции.
– Это вам спасибо, Арина Витальевна, - отозвалась одна из промоутеров. Ее длинные светлые волосы были забраны в высокий хвост, полностью одета в черное: блуза, брюки, лишь шейный платок ярко выделялся своим фисташковым цветом. Видимо, пришла на тренинг с другой акции.
Я ее помнила. Находчивая, энергичная девушка, оставляет приятное впечатление.
Ее подруга, ожидавшая у выхода, тоже поблагодарила меня. Я вернула ей улыбку, стараясь не выдавать свою усталость, пульсирующую в висках головную боль и стресс.
В принципе, тренинг прошел не так скомкано и хаотично, как я опасалась поначалу. Под самый конец даже был миг, когда я испытала удовольствие, что что-то все-таки получается… Очень короткий миг.
Выключив ноутбук, я собрала в стопочку листовки, распечатки, спокойно, неторопливо, кожей, будто покалывающей крошечными электрическими разрядами чувствуя его взгляд.
Савельев так и не ушел, продолжал сидеть на своем обычном месте, в середине первого ряда, все то время, пока девушки собирали вещи, о чем-то расспрашивали меня, прощались, уходили.
Теперь – тишина, нарушаемая лишь моими шагами, шелестом бумаг, щелчком при закрытии крышки ноутбука.
Почему он до сих пор молчит?
Это был четвертый по счету тренинг, на котором Вадим присутствовал с самого начала и до конца. Нельзя сказать, что привыкла к его пассивно-активному участию в них, заключающемуся в редких ироничных репликах, выразительных жестах и взглядах. Пару раз он присоединялся к играм, в которых неизменно становился центром внимания… Нет, не привыкла. И вряд ли привыкну. Но не раз уже ловила себя на мысли, что эти красивые серые глаза, смотрящие на меня пронзительно, внимательно, словно все понимающие, предвосхищающие, помогают и мобилизоваться, и найти нужные слова в минуты, когда теряюсь.
В конце тех трех предыдущих тренингов и некоторых других, которые он почтил своим коротким появлением, Савельев указывал на то, что у меня получилось, и на то, где следует еще поработать. Коротко, выдержано, практически благодушно и абсолютно верно.
Обладатель редкого таланта хвалить критикуя.
Я не могла не испытывать уважения, но каждый раз его присутствие и последующий краткий анализ психологически исчерпывали меня до нуля. И еще около часа после я тратила на то, чтобы восстановить утерянный баланс: бесконечно шлифовала планы и разработки новых тренингов, пересматривала каждую свою фразу, движение, позу. Но именно сегодня, о тренинге, состряпанному впопыхах, первом, отработанном мною в одиночку, ему сказать нечего. Почему?
Прокрутила в голове прошедшие два с небольшим часа: забыла упомянуть о схемах работы с различными типами клиентов, слишком много времени отвела на совершенно лишнее упражнение на повышение коммуникационных навыков, три, нет, даже пять раз запуталась в собственной фразе.
Далека даже до отметки «удовлетворительно».
Нужно закончить здесь, уйти и, пока свежо в памяти, внести в план тренинга необходимые изменения, сделать для себя несколько сносок.
Ноги гудели, так сказывалось двенадцатичасовое пребывание в туфлях на восмисантиметровом каблуке, виски ломило от боли, но сейчас недопустимо малейшее проявление слабости. Не под его словно сканирующим, пронизывающим взглядом, не в эти минуты откровенного вызова молчанием.
Позже смогу разуться и принять таблетку…
Когда подхватила и прижала к груди все принесенные с собою файлы, почувствовала, что взвинчена до предела. Вскинув брови, я взглянула на Савельева: задумчивый взгляд, замерший на моем лице, нахмуренный лоб.
Непонятный озноб пробежал вниз по спине, крепче стиснула прижатые к груди папку и бумаги, не сумев удержаться, спросила:
– На этот раз вы молчите, все прошло ужасно?
Во рту пересохло, замораживающее напряжение стянуло мышцы и внутренности, и головная боль ощутимей забарабанила в висках.