Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
– Он давно не живет с нами. Родители развелись, когда мне было тринадцать.
Не до конца осознавала, почему факт просмотра моей личной переписки не раздосадовал меня до крайней степени, почему поддерживала эту тему, давала какие-то разъяснения, в то время как следовало бы заняться своим отчетом, вернуться в удобную раковину делового этикета, задач и общения, к безличной искусственной близости, легко возникающей и так же легко разрывающейся. И не рождающей эту электрическую щекотку какого-то напряжения, тревожного ожидания чего-то. Но я не могла: этот мягкий, тихий баритон,
– Мой отец погиб, когда мне исполнилось шестнадцать. На следующий же день, - горечь, которой был пропитан его голос, заставила сердце сжаться в сочувствии. – Он был профессором, проректором МГИЭТ, человек строгой дисциплины и железобетонных принципов. До сих пор в памяти тот день… Такое впечатление, что все-таки это была ошибка, отец жив, не могло все так внезапно оборваться.
– Сочувствую…
Наклонившись, упершись локтями в бедра, Вадим покачал головой. Я инстинктивно потянулась к нему, захотелось утешить, положив ладонь на его плечо… Но одернула себя. В данный момент самое лучшее – отвлечь его сменой темы.
– А ваша мама?
– Журналист. Сейчас уже редактор журнала.
Интеллигентная семья. Неудивительно, это в нем чувствуется. В обоих братьях чувствуется.
– Она сама из Питера. Случайным ветром, еще будучи студенткой, оказалась в Москве, познакомилась с папой и так тут и осталась.
Не меняя позы, Савельев повернул ко мне голову, слабо улыбнулся, его глаза хранили грусть.
– Когда отца не стало, старшим в семье стал я. Видите, так я оправдываю свое желание вечно всех опекать. Причем, чем дороже мне человек, тем менее интересуюсь его мнением об этом. – Короткий невеселый смешок. – Ну а у вас как?
Полностью занятая своими мыслями, я практически пропустила мимо ушей его вопрос.
Стал старшим в семье. Видимо, после гибели отца решил взять на себя его роль, стал опорой для матери – как мне показалось, она была моложе мужа, - воспитывал младшего брата. Шесть лет разницы: одному шестнадцать, другому десять… Ему пришлось очень быстро повзрослеть. Взять на себя ответственность за других людей в столь юном возрасте… Он невероятный человек.
– У меня хорошо, - механически ответила я, растерянно вгляделась в его лицо. Он в непонимании свел брови у переносицы.
– Вы ведь старшая, да?
Спохватившись, я выпрямилась в кресле, пояснила:
– Да. Людмила почти на три года младше. Она уже успела выйти замуж. С ее мужем, Русланом, я училась одном классе. Детей у них пока нет.
Вадим издал тихий смешок, глаза стали еще ярче от плескавшего в них задора:
– Руслан и Людмила? И вы – Арина? Я будто попал в мир сказок Пушкина!
Я тоже заулыбалась:
– Мама библиотекарь, и она всегда очень любила Пушкина, многое наизусть знает. Отсюда и наши с сестрой имена. Когда Люся сказала, что они решили пожениться, мама немедленно ответила: «Мы с Ирой (это мама Руслана) с детства вас сватали друг за друга. Это судьба».
– Разумеется! Что это еще может быть, - он передвинулся в своем кресле ближе ко мне, попросил:
– Расскажите про свой родной город.
Такие глубокие глаза с легко читаемой в них просьбой.
– Он очень маленький, - я отвела взгляд, напряглась, снова, как и вчера, почувствовав прохладный кедровый запах, исходящий от его кожи.
Слишком близко. Настолько близко, что меня буквально пронизывало тепло его тела.
Наши локти соприкоснулись, вынуждая меня убрать руку и замяться с дальнейшим ответом. Я пробежала пальцами по волосам, потянулась к лежащей на лотке с клавиатурой ручке, завертела ею.
– Сколько себя помню, Менделеевск казался мне каким-то ненастоящим. Как будто детские кривые каракули черновика по сравнению с ровным чистовиком, где каждая буква старательно выписана. Мне было с чем сравнить, нас на лето всегда к бабушке отправляли сюда, в Москву.
Я замолчала – достаточно много ему рассказала или же нет?
– В итоге вы здесь и остались, - подытожил он, нарушив затягивающую паузу.
Прижав ручку к боку клавиатуры, я искоса взглянула на него и, встретившись с его изучающим взглядом, кивнула.
Теперь следовало бы осторожно поставить точку в нашей странной беседе.
– Осталась, потому что всегда мечтала составлять замысловатые отчеты о проделанной мною же самой работе, - с улыбкой пошутила я.
Савельев звонко рассмеялся, а я потянулась к опустевшей кружке, в которой он принес мне кофе, поднялась с места.
– Давайте я сам, - он резво вскочил на ноги и забрал у меня кружку, мимолетно коснувшись своими пальцами моих. Какая теплая у него кожа… - Все-таки инициатива была моей. А вы работайте. Если будут с чем-то проблемы, приходите ко мне.
Долгое мгновение мы заглядывали друг другу в глаза. На его губах дрогнула нежная улыбка, взволновавшая меня. Теперь я словно увидела его иным… Мальчиком-мужчиной, потерявшим отца и поставившим себе целью больше не терять никого, вынужденного за день стать взрослым, но не растерявшим по дороге к зрелости свои детские идеалы.
– Вы уже очень помогли, я не справилась бы без вас. Спасибо, - действительно была горячо признательна ему, но при этом взвинчена, едва контролировала свой голос, сердце колотилось где-то в горле.
Что-то произошло, и я бы не сумела подобрать этому определения.
Как только затихли его шаги, я намеренно направила все свое внимание на распечатки отчетов.
***
Рабочие часы понедельника мелькнули одним мгновением. Уже к шести вечера я справилась со всей накопившейся работой. Вернувшийся из командировки Артем смущенно, но, к моему удивлению, настойчиво звал меня перекусить с ним, однако я отказалась, сославшись на неважное самочувствие.
Очень вероятно, настанет момент, когда мне придется быть с ним откровенной, хотя, может, он и сам все поймет. Мы просто коллеги, и связывает нас лишь фундамент похожих рабочих обязанностей, но Кожухов, видимо, желает чего-то большего. Поэтому лучше сказать ему «нет» на данном этапе, чем побояться ранить отказом. Он хороший парень, но не похоже, что мы даже дружбу сможем завязать.