Сердечные риски, или пять валентинок
Шрифт:
Ничего не ответив, я отступила на шаг и занялась поисками полочек с блюзовой и джазовой музыкой. Возможно, и ошибаюсь, и он такое не слушает, но именно это направление очень близко его характеру…
Через пару минут, не решаясь взглянуть ему в глаза, отдала найденный диск.
– Быстро вы, - удивленно констатировал он, прочел название:
– «Антология джаза. Рэй Чарльз». М-м-м… Соул-джаз… Интересно…
– Не угадала? – Осторожно вытянула из его руки диск со своей музыкой, посмотрела на приклеенный в уголке ценник.
– Никогда не слушал этого исполнителя, но к джазу отношусь весьма и весьма положительно,
Я видела, как он задумчиво вертел диск в руке, скользил по нему длинными указательным и средним пальцами. Думала, что в моих представлениях о нем, интересном мужчине, отличном компетентном начальнике и просто как о человеке, как-то необыкновенно воздействующим на меня, - в моих представлениях все сходится: заводящий, увлекающий ритм, каскады импровизации и экзотическая энергия как ничто другое – музыкальная аналогия его натуре.
– В таком случае неизвестно, угадала я или нет, - повязав на шею шарф, который достала из сумки, я потянула свое пальто, висящее у него на локте. Ненавязчиво напоминала, что мы достаточно задержались здесь, нам пора ехать. – Позвольте…
Он не позволил, придержав обеими руками мою одежду.
– Арина.
Краткую секунду смотрела на него, затем потупилась, а он помог мне надеть пальто. Услышала его баритон возле самого своего уха:
– Думаю, вы нашли то, с чем я еще не знаком, но что мне очень понравится.
У меня не нашлось, что ответить, и не стоило отвечать. Не тогда, когда от обычного проявления джентльменской учтивости и взгляда глаз, в глубине которых светилась нежность, кинуло в жар.
… Когда после короткого телефонного разговора с Люсей я легла, долго не могла уснуть.
Слишком много эмоций, вопросов, выводов.
Неправильно, не следует их сравнивать… Он и сам сегодня намекнул, откуда такая разница между ними… Да, внешне они похожи, есть что-то схожее и в подходе к жизни: самоуверенность, целеустремленность, оптимистичный мальчишеский настрой во всем. Но младший - тонкий манипулятор и, когда не играет заданную самому себе роль, говорит то, что призвано зацепить тебя, то, что тебе приятно слышать. Старший прямодушен, цельный человек с волевым характером, не умеет манипулировать, но привык подчинять себе. Младший беспочвенно тщеславен, хвастлив, старший прост, но амбициозен и выбирает верные пути реализации своих амбиций. Младший безответственно движется, подчиняясь порывам своих страстей, старший практичен, рационален и ответственен, но до сих пор смотрит на мир сквозь призму идеализма.
«Я за него прошу у вас прощения».
Тот тоже извинился за свой поступок, но только за обман. Вадим просил прощения за боль, за последствия… За то, каков его брат.
До сих пор не имею представления, как с ним быть. Начальник, друг, покровитель, критик – все сразу и ничего из перечисленного.
Ни одной зацепки. Чистый лист.
Может, и правда, стоит вот так все и оставить?
***
Я особенно любила субботние дни на работе. Мне нравилась строгая, пропитанная деловитым урчанием оргтехники и запахом бумаги, чернил и пластика тишина, нравилось, что ничто не отвлекает, не мешает полностью уйти в решение какой-то задачи: ни офисное, такое будничное шуршание, шаги, телефонные трели или разговоры, нравилось, что можно не торопиться, посвятить себя лишь какому-то одному делу, без вынужденного переключения на что-то иное.
Около часа дня я осталась в офисе менеджеров совсем одна. Зябко ежилась, растирала плечи – трикотаж платья, соприкасаясь с кожей, еще больше холодил ее, посылая жесткие мурашки, - но продолжала откладывать минуту, когда встану и достану из гардероба свой теплый палантин, чтобы укутать плечи. С таблицей отчетов по продажам хлебнула проблем, но обнаружила, что не переживаю об этом, наоборот, расслаблена, даже в каком-то приподнятом состоянии духа.
Вероятно, свое дело делает по-весеннему режущий глаз блеск снега за окном и уверенность в том, что справлюсь с закапризничавшими цифрами после того, как возьму короткий перерыв.
Засиделась что-то, надо размяться.
Отодвинув кресло от стола, я уже практически встала, когда услышала за спиной шаги и знакомый баритон весело произнесший:
– О нет, совсем не рад вас видеть, отчеты могли и в понедельник сдать, я б не придрался.
– Добрый день, Вадим Евгеньевич, - снова села, улыбаясь, развернулась к нему боком.
Обаятельнейшая улыбка и смеющиеся, такие теплые глаза. Совсем не ожидала его сегодня увидеть, не предполагала, что он здесь. Мой начальник нес большую кружку кофе с облачком пара над ней, развивающимся точно флаг.
Кофе? Мне? Но это запрещено…
– Как продвигается работа? – остановившись рядом, поставив кружку на стол, Савельев устремил взгляд на монитор.
Дразнящий аромат горячего кофе взорвал мое обоняние. Взглянув снизу-вверх на его сосредоточенное лицо, решила напомнить:
– Эм-м… Нам запрещено пить кофе или чай на рабочем месте.
Он перевел на меня насмешливый взгляд:
– Об этом не беспокойтесь. Я имею влияние на босса, и он на первый раз обещал закрыть глаза, - на секунду прикрыл ладонью глаза, рассмеявшись. – Видите? Я в курсе, что вы здесь с восьми утра и до сих пор не отходили, так что подкрепляйте силы. Так как у вас дела?
Поколебавшись, я уступила соблазну – осторожно взяла кружку и сделала глоток.
Боже, потрясающе… Обжигающее тепло прокатилось по горлу, объединившись с жаром чашки в моих руках, согревающим накатом охватило тело, достигло озябших ног. Да, давно следовало прерваться на перерыв.
– Спасибо за кофе.
– Улыбка блаженства… - заметил как бы вскользь, - вам идет. У вас итог не сходится.
– Да, ищу ошибку.
С минуту мы оба молча рассматривали строки таблицы. Я была благодарна кружке кофе в своих ладонях, лодочкой обхвативших ее: она хорошо отвлекала меня от волнения, привычно возникшего в его присутствии. И могла объяснить румянец, появившийся на щеках.
– Я понял, - Вадим, шагнув вперед, одной рукой оперся о столешницу, чтобы посмотреть в монитор под лучшим углом. Его нога коснулась моего колена – взвинтивший, ожегший мои нервы контакт. И я немедленно сдвинулась в сторону, взгляд уперся в его плечо, в данный момент полностью загородившее столбцы цифр.
Сегодня он был одет в жемчужно-серую рубаху и темно-синие брюки. Никакого галстука. Выглядел неформально и, наконец-то, очень хорошо. Ткань сорочки, плотная, льняная, холодно блестела, натянувшись на изгибе плеча и на широкой спине.