Сердечные струны
Шрифт:
Лилиан и Аптон уставились на попугая. Птица клюнула дверь своей клетки.
— Здрасьте. Я Обл Смотт. Эту куклу не ставят под стекло, чтобы глазеть на нее.
Аптон кивнул в неожиданном понимании.
— Насколько я понимаю, Иоанн Креститель слышал огромное количество диалектных высказываний, характерных для местных жителей.
— Что? — переспросила Теодосия. — О, да, Аптон, он находился в обществе многих людей, склонных к гибким речевым отклонениям.
— И тебе понравилось изучать особенности
— Я…
— Как случилось, что ты заинтересовалась говором здешних жителей? — настаивал Аптон. — В письмах ты не упоминала о причинах такого интереса. Мы с Лилиан решили, что, возможно, твой проводник, Роман Монтана, разговаривает в такой манере. А кстати, где мистер Монтана?
— О, ради Бога, Аптон, — пожурила Лилиан. — Ты не даешь нашей бедной Теодосии ответить на один вопрос, как уже задаешь другой. Позже у тебя будет масса времени изучить ее записи, касающиеся речевых отклонений. Что же до тебя, Теодосия, ты выглядишь очень усталой. И у тебя красные глаза.
Теодосия не могла рассказать свою историю Лилиан и Аптону — боль еще оставалась слишком свежей, а она знала, что ее слезы глубоко расстроят их.
«Скоро, — подумала она, — очень скоро придется рассказать им о ребенке, которого зачала для них».
Опустив голову, сделала вид, что стряхивает пыль с платья, на самом же деле захотела почувствовать то особое место, где покоился ребенок. Рука задержалась на животе, ощущая присутствие Романа.
— Тогда не делай ничего, Теодосия, — сказал Иоанн Креститель, выплескивая воду. — Просто побудь со мной.
Повторение попугаем слов, сказанных когда-то Романом, чуть не закончилось слезами — она еле сдержалась.
— Теодосия? — забеспокоилась Лилиан. — Что-нибудь случилось?
Теодосия постаралась изобразить улыбку, протягивая руку, чтобы погладить щеку Лилиан.
— Может быть, выгляжу не лучшим образом, Лилиан, но ты — прекрасно. Наконец, немного поправилась, и у тебя, как никогда, цветущий вид.
Лилиан посмотрела на мужа.
— Скажем ей, Аптон?
— Да. — Аптон обнял жену за плечи. — Теодосия, для тебя замечательная новость.
Лилиан положила ладонь Теодосии к себе на живот.
— Я беременна, дорогая, и успешно прошла первый триместр. Фактически уже почти достигла пятого месяца. Все четверо врачей, осматривавших меня, уверены, что я рожу здорового ребенка.
Когда смысл слов Лилиан дошел до ее сознания, Теодосия почувствовала, что мир словно перевернулся с ног на голову. Лишенная равновесия, как физического, так и умственного, почувствовала, как подкашиваются ноги.
— Аптон, — крикнула Лилиан.
Он подхватил Теодосию, медленно клонившуюся к полу, и усадил на маленькую деревянную скамью у окна.
— Принеси воды, Лилиан, — сказал он, похлопывая по алебастровой щеке Теодосии.
Лилиан бросилась за водой.
— Теодосия, прости меня, — сокрушалась она. Я не подумала, что наша радость так на тебя подействует. Наверное, не следовало ее сообщать так неожиданно.
Теодосия видела, как шевелились губы сестры, но ее голос звучал, словно за сотню миль.
Лилиан и Аптону не нужен ребенок, которого она носит.
Эта истина, словно толстая веревка, сдавила ее, вначале стиснув неверием, затем удушая наступившим отчаянием.
«Бежать, — решила она, — от Лилиан и Аптона, из дома. От своих эмоций».
Надо подумать, одной, на воздухе. Да, на воздухе.
О Боже, что же ей делать?
— Теодосия? — пробормотал Аптон, поднося к ее рту стакан воды. — Выпей немного, дорогая.
Она сделала глоток, как он просил, и с огромным усилием заставила себя выглядеть овладевшей собой.
— Ваша новость ошеломила меня. Я счастлива за вас. Правда, счастлива. Мое возбуждение слишком сильно, и я хотела бы…
— Конечно, Теодосия, дорогая, — воскликнула Лилиан. — Тебе надо лечь и отдохнуть. После сна ты почувствуешь…
— Мне полезно немного прогуляться, Лилиан, — возразила Теодосия. — После глотка свежего воздуха отдохну.
Лилиан кивнула.
— Я составлю тебе компанию, — сказала она и повернулась, чтобы взять верхнюю одежду.
— Нет, ты не пойдешь, — сказал Аптон, — поймав жену за руку. — Ты отдохнешь, пока Теодосия прогуляется. А когда она вернется, чтобы полежать, будет достаточно времени посуетиться вокруг нее, что, как мне хорошо известно, ты и будешь делать. Думай о ребенке, Лилиан. Иди, Теодосия, только не уходи далеко и не задерживайся. Скоро стемнеет.
Она быстро вышла и, оказавшись на улице, поспешила уйти подальше от дома; избрав дорогу, которая вела из города, прошла мимо ярмарки — там оставалось несколько человек, которые складывали палатки и грузили скот в деревянные клети.
Не замечая того, что ее окружало, Теодосия продолжала спускаться по пыльной дороге и, обойдя резкий поворот, вышла к пустому выгону. Заросли сухого кустарника, кучи больших острых камней виднелись по всему пустынному полю. Рядом со старым полуразрушенным сараем кружила стайка морских чаек, крича и ссорясь за какую-то падаль.
Наклонившись, протиснулась между двумя перекладинами забора и оказалась в поле. Остановилась у кучи камней, прислонилась. Вдавливаясь, они причиняли боль.
Но это было ничто по сравнению с болью сердца: ребенок, которого носила Лилиан, благословлен обоими родителями, его ожидает теплый любящий дом; а что ожидает их дитя?