Сердечные струны
Шрифт:
Чувство. Привязанность.
… Если ты тронут, то испытываешь тянущее чувство в сердце.
Стиснув в пальцах влажный рубин, Роман не почувствовал укола, но в его голове с поразительной ясностью обозначилось чувство, которое он испытывал к Теодосии.
Пораженный, он продолжал видеть в мягком освещении ранчо и лошадей, несущихся по полям, понимая, что это — всего лишь образ в его сознании, созданный в течение десяти долгих лет и померкший прямо здесь, на глазах.
Но появилась женщина, шептавшая, как заклинание: «Когда по-настоящему кого-то любишь, Роман, никакая жертва не кажется слишком большой».
С зажатой в руке рубиновой брошью Роман вскочил в седло, стремясь успеть за зовом сердца, куда его влекли сердечные струны. Он устремился на запад, к Темплтону: нужны деньги — все, сколько у него есть.
Сеньор Мадригал найдет другого покупателя на двадцать пять тысяч акров пастбищных земель Рио Гранде.
Роман же отправится в Бостон, а оттуда — в Бразилию.
Мужчина и женщина — Льюби и Пинки Скралли — болтали бесконечно. Теодосия сидела между ними; запряженная быком повозка медленно двигалась по дороге, поросшей по сторонам шелковичными деревьями.
Она только что продала свою рубиновую брошь, когда Льюби Скралли вошел в лавку, объявив, что в городе проездом, и заказал провизию для поездки. Ей было все равно, куда он направляется. Услышав, что он немедленно едет дальше, сразу же решила уехать с ним.
Супруги Скралли с радостью взяли ее с собой, сообщив, что направляются в Галл Скай, наотрез отказавшись взять с нее деньги.
Они ехали вот уже два дня, и Роман не нашел их, и не найдет — никто в Уиллоу Пэтч не знал, что она уехала с семейством Скралли, поэтому никто и не мог сказать ему, куда уехала.
Прижав клетку Иоанна Крестителя к груди, под громыхание повозки по каменистой дороге, Теодосия смотрела, как красные, желтые и оранжевые листья падают с деревьев и, порхая, опускаются на землю.
— Да, Теодосия, дорогуша, — сказала Пинки, похлопав ее по руке, — мы с Льюби едем навестить своего сына Джилли. Хотя навряд ли это посещение будет приятным из-за его жены.
Льюби искоса бросил на нее хмурый взгляд.
— Ты ревнуешь, Пинки, вот и все. И ужасно злишься, что Джилли любит еще какую-то женщину, кроме тебя.
Пинки рассмеялась.
— И то правда, Льюби. Постараюсь поладить с этой женщиной, но, видит Бог, как сильно я скучаю по тем дням, когда Джилли был еще мальчонкой. Помнишь, как мы счастливы тогда были, Льюби?
Тот кивнул.
— Но время идет, Пинки. По крайней мере, мы все еще вместе. Было бы хуже, если б один из нас помер.
— Кстати, о покойниках, — сказала Пинки. — Говорят, четверо из банды Бланко приняли единственное известное лекарство — все сыграли в ящик, так-то. Слышала, как об этом болтали на улице в Уиллоу Пэтч. Никто не знает, кто их убил, но они точно покойнички. Куда ты направляешься, Теодосия, дорогуша? За эти два дня ты не сказала и дюжины слов. Ну, мне-то, конечно, чертовски любопытно узнать все о тебе, но я из вежливости помалкиваю. Но уже больше не могу удержаться. Так куда едешь?
Забывшись в воспоминаниях того дня, когда Роман спас ее от печально известной банды, Теодосия не сразу ответила.
— В Бостон, — проговорила она. Пинки кивнула.
— Это место на реке Миссисипи, верно? Мы с Льюби были там пару лет назад. Это там он купил мне новый кухонный нож. Старый я испортила, когда кинула в змею, которая заползла в дом. В змею не попала, угодила в плиту — нож сломался, а змея ужалила меня в ногу.
Новая волна ностальгии обрушилась на Теодосию. Припомнился день, когда Роман поймал змею голыми руками. Еще он уговаривал ее съесть детишек-блинчиков.
— И играть в грязи, — прошептала она.
— Что, дорогая? — переспросила Пинки.
— Ничего, — отозвалась Теодосия. — Ничего. — Почувствовав, что слезы подступили к горлу, притворилась, что чихает.
— Будь здорова, — сказала Пинки. Она задрала свои поношенные юбки до колен, стащила носок и указала на две отметины змеиных зубов на толстой икре. — Глянь-ка, куда меня укусила змея, Теодосия. Но я-таки не умерла. Знаешь, что надо сделать, чтобы спасти себе жизнь? Представь, сразу выпила целую бутылку виски. Что там какая-то капля змеиного яда по сравнению с целой бутылкой спиртного! Льюби говорит, что может выпить больше, но он просто врет.
«Деревенская болтовня», — подумала Теодосия, вспомнив утро, когда Роман учил ее упражняться в болтовне. День после их первой ночи любви, и когда Обл Смотт ушел, они снова занимались любовью.
Она закрыла глаза, почувствовав тепло солнечных лучей на веках. Вихрь цветов закружился в темноте, и среди этого кружения возникло лицо Романа — яркие голубые глаза, улыбка, длинные, угольно-черные волосы; ощутила его запах — солнечного света, ветра, кожи и натруженных мускулов.
— Видишь отметины, Теодосия? — не отставала Пинк.
Открыв глаза, Теодосия посмотрела на отметины.
— Да, вижу их, миссис Скралли.
Льюби тоже взглянул на шрам змеиного укуса и поскреб поросший седой щетиной подбородок.
— Пинки, ну, что это такое? Теодосия не хочет видеть твою жирную ногу. И ты говорила о времени, когда мы были в Тостене, а не в Бостоне, который не на Миссисипи, да и Тостен, кстати, тоже. Бостон в Массачусетсе, а Тостен на территории Оклахомы. — Он взглянул на Теодосию. — Отсюда далеко до Бостона, дорогуша? Как ты собираешься добираться?
Теодосия почувствовала, как одна непослушная слезинка скатилась по щеке, и поспешила стереть ее, пока Скралли не заметили. Как собирается добираться? У нее только тридцать пять долларов. Владелец лавки в Уиллоу Пэтч не заплатил ни пенни больше за ее рубиновую брошь. Она знала, что красивое украшение стоит намного больше, но ужасно напуганная тем, что Роман может найти ее прежде, чем уедет из Уиллоу Пэтч, приняла жалкую сумму и отдала хозяину свою самую ценную вещь.
— Теодосия, дорогуша, что с тобой? — спросила Пинки, заметив влажный блеск в глазах девушки.