Сердечные струны
Шрифт:
В следующую секунду вспышка боли пронеслась сквозь нее, когда он вошел полностью, но чудесное ощущение быть заполненной им быстро преодолело боль.
— Теодосия, — простонал Роман, — о Боже, Теодосия. — Он затих, наслаждаясь столь долгим ожиданием удовольствия погрузиться в ее шелковистую влажность.
Но Теодосия не собиралась оставаться безучастной — изогнувшись под ним, нетерпеливо стремилась получить тот восторг, который он так умело дарил ей в прошлом.
Быстрым движением Роман стащил ее рубашку через голову и отбросил в тень; взяв в рот твердый сосок, начал показывать ей истинное значение любви.
— Сегодня ты пройдешь полный круг, Теодосия, и я с тобой. Двигайся со мной, милая.
Хотя она никогда прежде не знала мужчины, ее тело подсказывало, что делать: каждый раз, когда, казалось, он выскользнет из нее, она, прижав ягодицы к земле, поднимала их, чтобы слиться снова.
Забывшая обо всем, кроме него, Теодосия слышала, как он бормотал слова ласки и поощрения, его глубокий низкий голос ласкал, и она отдавалась с полной несдержанностью.
У Романа появился новый прилив желания довести ее до высочайшей точки экстаза: продолжая двигаться глубоко и равномерно, целовал ее, погружаясь языком между мягкими губами, ласкал рукой твердые соски возбужденной груди.
Его внимание к столь многим местам одновременно давало Теодосии глубочайшее наслаждение, которое ей еще предстояло испытать — экстаз нарастал, она почувствовала, как ее плотный проход сжался, словно обнимая его крошечными ритмичными объятиями; его присутствие внутри нее приближало завершенность, чувства обострялись, а тело извивалось; взлетая на гребень блаженства, она выкрикнула его имя.
Чувственные сокращения воспламенили Романа, его твердое гладкое тело напряглось в попытке удержаться, но она пульсировала так плотно, так сладостно, что наступившее блаженство унесло его в тот же огонь, который сжигал и ее.
Пламя экстаза пронзило все тело — дрожа от необыкновенных чувств, которые испытал в объятиях Теодосии, он поцеловал ее более страстно, чем когда-либо прежде… и выплеснул семя.
Теодосия нежилась в изгибе руки Романа, ее тело блестело от любовной игры и лунного сияния. Каскад иссиня-черных волос ниспадал ей на грудь — теплый, густой и мягкий, как атлас. Она медленно открыла глаза.
— Было ли для тебя это так же прекрасно, как и для меня? — прошептала она.
Ее вопрос прозвучал легко, словно перышко на ветру.
— Да.
— Никогда не забуду эту ночь, Роман.
Он провел рукой по изгибу ее спины, к ягодицам, и, наконец, положил ее на гладкое бедро.
— Если забудешь, напомню утром. Удовлетворенная тем, что он собирается любить ее снова, когда проснутся, она призналась:
— Не знала, что такое занятия любовью. Думала об этом, как об обычной научной процедуре.
Он рассыпал нежные поцелуи по ее щеке и векам.
— Потому что верила всему, о чем читала, а следовало бы задуматься, правда ли то, что пишется. — Он притянул ее ближе, в теплое убежище своего тепла и накрыл одеялом, чтобы вечерний ветерок не остудил ее разгоряченное тело.
Теодосия снова утонула в глубинах голубых глаз, а ее мысли понеслись туда, куда им хотелось, — к Роману.
Он не только друг, размышляла она, и не только любовник — что-то гораздо большее. Она просунула пальцы в шелковистую темень его волос, поймав себя на мысли, что раньше даже не сомневалась, будто Бразилия и исследования удовлетворят все ее желания.
Теперь она в этом уже не была так уверена.
Хруст листвы прервал сон Романа — кольт оказался в руке еще до того, как открыл глаза.
— Тихо, — приказал он, когда Теодосия зашевелилась.
— Не стреляй, — послышался мужской голос из рощи. — Не собираюсь причинять вреда. Хотел напроситься на завтрак, если у вас есть чем поделиться.
Твердо держа револьвер, Роман смотрел, как мужчина с копной седых волос усталой походкой вышел из леса, рядом мул, нагруженный мешками, и маленькая седая собачонка.
— Здрасьте, — поздоровался мужчина, останавливаясь рядом с кострищем. — Я Обл Смотт. Увидел вашу повозку сквозь деревья.
Теодосия в испуге села, прижимая одеяло к груди.
— Прошу прощения, мэм, — сказал Обл, приподнимая шляпу. — Увидел вашу повозку через лес, но, конечно, не знал, что вы раздевши. Отвернусь, пока вы накинете одежду.
Чувствуя, что Обл Смотт не кто иной, как очередной бродяга, Роман подал Теодосии ее фланелевую рубашку, затем встал и натянул бриджи.
— Это Упри, — сообщил Обл, почесав длинные уши мула. — Упри значит «упрямый». А это мой пес Чапарито. По-мексикански звучит как «маленький приятель». Я взял старину Чапарито, когда был в Мексике лет десять назад. С тех пор, правда, не был там ни разу. Милостивый Боже, ну и ветра там.
Меня чуть не сдуло с седла, когда выезжал из Мехико. Вы уже оделись?
Роман взглянул на Теодосию и увидел, что она завязывает последнюю ленточку рубашки.
— Одеты.
Обл повернулся и начал разводить огонь.
— Вы, похоже, счастливая парочка. Кто вы? Чтобы не смущать Теодосию, Роман объявил.
— Мистер и миссис Монтана. Меня зовут Роман, а жену Теодосия.
— Помнится, знавал одну Теодосию, — вспоминал Обл. — У нее были самые большие и самые хорошенькие глаза, которые доводилось видеть. А когда она моргала своими длинными ресницами, я просто терял голову. Правда, кто-то украл ее. Может, съел. Я всегда знал, что из нее получилась бы хорошая пища, но у меня не хватало духа съесть ее. Лучшая корова на свете, старина Теодосия.
Теодосия, улыбнувшись, громко расхохоталась.
Счастливые, они разом рассмеялись. Продолжая улыбаться, он пошел к повозке за продуктами к завтраку, Теодосия вскоре уже поджаривала над огнем небольшой пирог с мясом.
— Премного благодарен, — сказал Обл, когда они с Чапарито поглотили большую часть пирога. Похлопав себя по сытому животу, прислонился спиной к ногам Упри, затем удивленно вскрикнул, когда холодная вода брызнула ему в лицо.
Иоанн Креститель выплеснул из клетки вторую порцию воды.