Сердечные струны
Шрифт:
— Премного благодарен, — сказал он. — Его среднее имя было Эгберт, а сокращенно звали Эгги. Я, конечно, не видел, что вы раздевши.
Обл покатывался от смеха.
— Помилуйте, да это же одна из тех говорящих птичек! Никогда их не видел, но слышал про них. Как поживаешь, птичка?
Попугай поклевывал семечко подсолнуха.
— Если хочешь червяка, Теодосия, найди его сама. Подними рубашку до талии.
Роман быстро потянулся к клетке.
— Собираюсь выплеснуть в тебя свое семя, — весело объявил Иоанн Креститель.
Заметив смущение на лицах мужчины
— Не надо краснеть, ребята. Если бы не задирались рубашки и не выплескивалось семя, то на земле не было бы людей. Будет вам смущаться, лучше расскажите, куда вы направляетесь.
Роман поставил клетку с Иоанном Крестителем позади Теодосии и зло взглянул на попугая.
— Никуда, — ответил он.
— Лучшее место на свете, — заявил Обл. — Сам бывал там не раз. Большинство людей, с которыми мне доводилось встречаться, спешат куда-то: что-то торопились сделать, что-то увидеть, не могут потерять ни секунды, стремясь попасть туда-то и увидеть то-то. Им бы остановиться и перестать беспокоиться о завтрашнем дне, когда сегодня смотрит им прямо в лицо.
Он вытащил репей из короткого хвоста Чапарито.
— А я? Не сделал ничего такого уж важного в своей жизни, но скажу правду. Радуюсь каждой минуте своей незатейливой жизни, особенно дням, проведенным с моей любимой Джевелин, — вместе двадцать два года. У нас не было детей, но мы были счастливы, и до сих пор скучаю без нее, а бывает, проснусь среди ночи и тянусь к ней. Конечно, никого не нахожу, и мне становится так грустно. Моя старушка Джевелин, помнится, носила цветы в волосах, сама выращивала их, а однажды даже получила приз на церковном празднике за фиалки.
Он замолчал, вспоминая дни, праздники.
— Тот церковный праздник начался для меня хорошо, но потом укусила белка, когда Джевелин выиграла своей приз. Эта бесовка прокусила своими зубками ноготь большого пальца, и с тех пор он больше не вырос. А я ведь ничего не сделал этому чертову зверенышу, хотел покормить орехами. Знаете, никогда не думаешь о том, как нужны ногти, до тех пор, пока что-нибудь не случится с самым полезным из них. Этим я пользовался, чтобы чистить уши. Теперь уже не могу делать этого и иногда подумываю, не потому ли стал хуже слышать, что мои уши не чистятся.
Он встал, отряхнул штаны и поднял Чапарито на спину Упри.
— Ну, пожалуй, пойдем. Держитесь друг друга покрепче, слышите? Милуйтесь, смейтесь побольше и проживете по-настоящему хорошую жизнь вместе.
Когда Обл исчез в лесу, Теодосия уставилась ему вслед.
— До сих пор тянется к своей жене по ночам, — прошептала она.
Она гадала, будет ли она тянуться к Роману, просыпаясь среди бразильских джунглей.
И, просыпаясь в своей спальне на ранчо, будет ли Роман тянуться к ней?
Нахлынувшая пустота давила изнутри, она прижала руку к груди, словно пытаясь смягчить боль.
— Теодосия? Что с тобой? — спросил Роман, заметив взгляд глубокого отчаяния, отразившийся на ее лице.
— Что? Да. Да, конечно. Ничего особенного, Роман. Размышляла о мистере Смотте. — Поспешила придумать что-нибудь, совершенно не связанное с ее истинными мыслями. — Он как-то беспорядочно строит свою речь. Почему в Техасе люди разговаривают в такой манере?
Роман вычистил сковороду.
— Беспорядочная речь? Нельзя понять, о чем он говорит.
— К примеру, мистер Смотт начал с того, что не сделал в жизни ничего важного, а закончил тем, что его покалеченный белкой ноготь стал причиной грязных ушей. Не могу постичь никакой связи в таких гибких речевых отклонениях.
Роман улыбнулся.
— Так вот, значит, что такое гибкие речевые отклонения. Ты живешь в городе. Все, что от тебя требуется, когда хочешь увидеть других людей, открыть дверь дома. Но здесь люди обычно живут далеко друг от друга и нечасто видятся, поэтому, когда собираются вместе, так много говорят друг другу, что одна тема вполне естественно наскакивает на другую, та, в свою очередь, на третью, и так далее. Они говорят ни о чем и обо всем, а когда общение заканчивается, отправляются по домам с новыми темами для разговоров до следующей встречи. Через некоторое время такая манера входит в привычку, поэтому, даже оказавшись в городе, Деревенские люди продолжают болтать ни о чем и обо всем. И это никто не считает гибкими речевыми отклонениями, Теодосия, а называет болтовней.
— Болтовня, — пробормотала она. — Но с чего начинается деревенская болтовня?
— С того, что ты говоришь что-нибудь и затем ждешь, что дальше взбредет в голову. Но ты же с Севера. Возможно, у тебя не получится, — поддразнил он.
Она сосредоточилась на первой фразе, которая пришла ей на ум.
— У Обла Смотта седые волосы.
Роман подождал ее следующего предложения, но она ничего не сказала.
— И?
Она не могла придумать, что еще сказать.
— А его седые волосы ни о чем больше не напоминают? — поинтересовался Роман.
Она закрыла глаза и увидела, как что-то белое всплыло в памяти.
— Его волосы такие же белые, как постельное покрывало, которым я застилала кровать, когда была девочкой.
— Хорошо. Ну, и о чем напоминает тебе покрывало?
— Я пролила на него чай и попыталась спрятать его под одеяло, но миссис Синглетон, гувернантка, обнаружила пятно. От нее всегда пахло мятой, потому что ее карманы были вечно набиты конфетами. Однажды мы во время прогулки в парке уснули на скамейке. Я проснулась первой и пощекотала ее одуванчиком под носом — она чихнула так сильно, что ее очки слетели и упали в траву. Какой-то мужчина наступил на них и раздавил, поэтому мне пришлось вести бедняжку домой.
Когда она открыла глаза, то увидела, что Роман улыбается ей.
— А теперь скажи, какое отношение имеют очки миссис Синглетон к седым волосам Обла Смотта, Теодосия.
— Никакого.
— Это и есть деревенская болтовня.
Она поняла, что, в конце концов, тут нечего анализировать. Такая манера речи была способом выстраивать воспоминания в цепочку случайных связей, присущих дружеской болтовне. И хотя болтовня и казалась странной для ее интеллектуальных ушей, она как-то пообвыкла и находила ее довольно успокаивающей.