Серебристые сумерки

Бристол Ли

Анна краем уха услышала стук копыт, но она не могла оторвать взгляд от мужчин, сцепившихся в смертельной схватке. Сильные руки Гринли сомкнулись вокруг запястья Стивена, он пытался вырвать у него оружие. Однако Стивен не сдавался.

Анна повернулась к двери, и в этот момент в дом ворвался шериф Хокинз с револьвером в руке, а следом за ним два его помощника.

– Спокойно, джентльмены. Что здесь происходит?

Глава 24

– Ладно, хватит ждать. Давайте кончать с ним.

– Хозяйка

сказала, что привезет шерифа.

– К черту шерифа! Ему плевать на нас, иначе он уже давно поймал бы эту сволочь!

– Все прекрасно знают, что произошло, когда шериф сунул нос в это дело! Как вы думаете, кто выбирает шерифа? Денежные мешки, вот кто, а ни у кого нет таких больших денег, как у леди Анны Хартли!

– Неужели мы позволим убийце Большого Джима ускользнуть от правосудия? Ради своей прихоти эта женщина сможет купить все…

– Старина Джим был простым ковбоем, как и мы. Сколько заплатили за его убийство богачи, которые наняли этого сукина сына?

Для Джоша все голоса слились в единый шум. Он мало что понимал из того, о чем говорили ковбои.

Один его глаз был закрыт распухшим веком, второй залит кровью и потом, которые Джош не мог стереть. По крайней мере два ребра были сломаны, при каждом вдохе легкие пронзала такая боль, словно в них тыкали ножом. Голова кружилась, раскалывалась от тупой, нарастающей боли. Джош понимал, что его ждет смерть, однако сейчас его это мало волновало. Тревожило Джоша только одно: Анна останется одна, и он уже ничем не сможет помочь ей. Она даже не узнает, кто ее настоящий враг.

Кто-то рывком выпрямил Джоша, волна боли окатила его, а потом в голове как будто что-то взорвалось. Джош задохнулся от боли и лишился сознания. Когда через некоторое время он пришел в себя, то увидел сквозь пелену перед собой знакомое лицо. Кто-то рванул его за связанные руки, и грубый голос приказал:

– Шевелись, черт бы тебя побрал! Если не пойдешь сам, мы потащим тебя на веревке.

Джош вгляделся в знакомое лицо.

– Шеп, – с трудом выдавил он сквозь распухшие губы, – выслушай меня.

В голосе Джоша было столько отчаяния, что Шеп на секунду остановился.

– Вы собираетесь убить меня. Я все понимаю и ничего не могу с этим поделать. У меня нет причины лгать тебе, Шеп, поэтому только прошу: выслушай.

Джош из последних сил напрягся, чтобы каждое его слово звучало как можно четче.

– Человек, убивший Большого Джима… он сбежал. Кто-то платил ему за его работу. Моя смерть не прекратит преступлений: тот, кто платит, жив, а значит, будут убиты и другие люди. Вы не сможете…

От резкого удара кулаком голова Джоша откинулась назад. Но ему удалось не потерять сознание.

– Черт бы вас побрал! – закричал Джош. – Шеп… вы, все! Сейчас вы отвечаете за ранчо! Его хотят уничтожить, и вы обязаны спасти его! Вы не можете…

– Заткнись, лживый сукин сын!

– Это был Дакота! – продолжал кричать Джош. – Поищите… где он? Найдите человека, который

заплатил ему…

– Я сказал, заткнись, черт побери!

Снова удар по голове, и последнее, о чем Джош успел подумать, прежде чем потерять сознание, была Анна: “Прости, Анна, я пытался… Проклятие, я пытался…”

Над горизонтом уже появились первые серые лучи рассвета, когда проблески сознания вернулись к Джошу. Но рассвет был не для него. Его по-прежнему окружала темнота, еще более мрачная, пустая и безжизненная, чем самая черная полночь. Наверное, для него рассвет уже никогда не наступит.

Джош повернул голову и увидел четкие очертания петли, свисавшей с ближайшей буровой вышки. Так вот, значит, как ему предстоит завершить свой жизненный путь!

Сознание отказывалось верить этому. И дело было даже не в том, что его собирались повесить за чужие грехи, не в том, что ему было всего двадцать два года и он не хотел умирать. А в том, что ему предстояло умереть, не увидев еще раз Анну, не имея возможности сказать ей…

Джош почувствовал, что веревки, спутывавшие ноги, разрезаны. Чьи-то грубые руки поволокли его к лошади и забросили в седло. Джош почти ничего не видел, не слышал гул наполненных ненавистью возмущенных голосов. Однако мозг его работал четко, и это было хорошо. Человек не должен умирать, не понимая, что он оставляет после себя.

Джед Филдинг в двадцать два года сражался за свободу нации, прокладывал дороги среди дикой природы, начинал строить дом, в котором жили несколько поколений. Дела Джеда Филдинга изменили жизнь всех его потомков.

Джейк Филдинг в свои двадцать два управлял богатейшим в Техасе ранчо, перегонял огромные стада по Чизхолмской тропе на пустые рынки Севера, выводил новые породы скота, чье потомство и сейчас заполняет пастбища Техаса. Все, что осталось сегодня от ранчо “Три холма”, создавал Джейк Филдинг.

Ни Джед, ни Джейк не были великими или идеальными людьми. Просто они делали то, что должны были делать. Они как бы оставили потомкам часть себя, а большего и нельзя было требовать.

Но ему, Джошу, нечего было оставить после себя. Он причинил страдания своей семье, бросил родных. Проехал два штата, чтобы заявить свои права на то, что ему никогда не принадлежало, и путь его был отмечен кровью и ложью. Джошу Филдингу в двадцать два года нечем было гордиться. Даже женщина, которую он полюбил, возненавидела его.

Ковбои повели лошадь к буровой вышке, ее копыта скользили по грязи. Сердце Джоша билось медленно и ровно, он сидел в седле выпрямившись. Ему оставалось только одно – достойно умереть.

– Давай, парни, кончать с этим. Мы и так потратили слишком много времени на этого подонка.

Кто-то забрался на балку и накинул петлю на шею Джоша, грубая пенька скользнула по горлу, петлю стали затягивать.

Горизонт уже начал желтеть, но Джош понимал, что ему не суждено увидеть, как солнце снова встанет над ранчо “Три холма”. Он закрыл глаза.